аппарате незримо расцветали зеленоватые американские ассигнации, как две недозрелые виноградные лозы.
– А сколько ты возьмешь с меня, Миша, за номер телефона твоего должника? – спросила я, внутренне напрягаясь.
Двести зеленых здорово ударят по неприкосновенному запасу, можно сказать, опустошат его, и брешь будет заметной. Так прорастет еще одна дыра в моем одиноком ялике.
– Ничего не возьму, Инесса, с тебя. Трудоустраивайся на здоровье. Когда будешь работать в Домтворе, разберемся, – подробно объяснял создавшееся положение бывший друг.
Везет же мне на негодяев, откуда они появляются на свет, из какого темного места приходят?
– Ладно, посмотрим, – я отключила телефон.
От Мишиного голоса мне стало тошно. Противный он все-таки. Я выглядела в собственных глазах изрядной эгоисткой. Миша безвозмездно оказал мне услугу, двести баксов сэкономил безработной девушке, словно из собственного кармана вынул, а я еще дуюсь на него. До сих пор изволю пребывать в солнечном детстве. Я похожа на пальму в феерическом саду Сергея Бобылева, все тоскую и прозябаю, а в это время в сказочном раю цветут филодендроны и бонсаи, флердоранжи и флоксы. Стоп. Кажется, флердоранжи из другой оперы. Это цветок новобрачных. Дивный символ юности и невинности нечаянно оказался в моих воображаемых страхах. И как он туда забрался? Я зажмурилась. Мне стало немножко страшно. Я представила увядшие свадебные цветы, обрамляющие мое изможденное безработицей лицо. И передернулась. Какой прелестный конец занимательной истории. Возлюбленные оказались на разных параллелях. Им никак не соединиться. Я закрыла глаза, крепче сжала веки. Дурная привычка. Как много у меня ужасных привычек. Я жмурюсь, морщу лоб, вредничаю, злюсь на бывших друзей. Бобылев уже забыл обо мне. Он находится на небе, в окружении пышных филодендронов, а Слащев и компания курят ему фимиам. Я представила сотрудников «Планеты», окуривающих Сергея Викторовича с головы до ног, и вновь зажмурилась. От видения внутри меня словно что-то загорелось, я потрогала виски, прохладная кожа остудила пылающую ладонь. И я принялась выкидывать из гардероба вещи. Все ненужные, бесполезные, вычурные наряды придется выкинуть. Столько денег выброшено на ветер, тот самый, северный. Этих средств хватило бы на три года беззаботной жизни хоть на Канарских островах. Но деньги истрачены на суетную погоню за престижем. Дорогостоящий престиж я свалила в одну большую кучу. Все-все на помойку. Вот эта юбка обошлась мне в триста евро. Не юбка – узкая полоска из прозрачной ткани. Стильный пиджак здорово стукнул по кошельку, я заплатила за него уйму денег, короткий, чуть выше пупка, в этом пиджачке можно загорать на пляже, а не на работу наниматься. Сапоги на платформе обошлись, страшно подумать, во что они обошлись, итак, на помойку отправится целое состояние. Над этой кучей можно рыдать и биться в истерике при мысли о собственной глупости. Той самой, которая билась в виске в тот момент, когда нарядное платье или кофточка вызывали зависть окружающих.
