в котором Эмили обычно сидела весь день. Рядом с креслом стоял небольшой столик на вычурных ножках. На нем громоздились книги с золотыми буквами на корешках. На самом верху стопки книг лежало немецкое издание «Крейцеровой сонаты», выпущенное в Берлине в самом конце девятнадцатого столетия. У стены слева стояла обитая полосатым шелком софа в бернском стиле. На полу лежал пестрый ковер, на котором, если Андреас не ошибался, еще можно разобрать фрагменты битвы при Грандсоне. Тыльной стороной ладони Андреас отвел от лица занавеску, вышел из прохлады гостиной в густой воздух сада.
Эмили сидела спиной к дому в тени высокой сосны. Под деревом был аккуратно расставлен садовый мебельный гарнитур: два удобных дивана и столик. Эмили не видела Андреаса, и тот подумал, что не хватало только испугать ее до смерти. Андреас видел ее короткие, легкие, как пух, волосы, выкрашенные в неуловимый белый оттенок с воздушным синим налетом и уложенные в аккуратную прическу. За мгновение до того, как Андреас решился все-таки сделать шаг в ее сторону, тонкая сухая рука поднялась и сделала легкий приглашающий жест. Андреас сел напротив Эмили. На столике между ними находилась очередная стопка книг. Сверху, словно укрыв их распростертыми крыльями, лежал альбом с цветными репродукциями.
На самом краю столика, на последнем не занятом книгами уголке, примостился серебряный поднос с графином и тремя стаканчиками. В графине колыхалась мутная светлая жидкость. Я ждала твоего прихода, сказала Эмили по-английски отчетливым голосом. Солнце уже скрылось за деревьями и теперь только жарким охряным светом окрашивало стены и крышу особняка. Андреас знал, что игра света и тени продлится недолго, еще несколько минут, солнце переместится еще ближе к горизонту, и свечение угаснет, оставив после себя запах горячей хвои и засыхающих на корню рододендронов. Я ждала твоего прихода, еще раз сказала Эмили, на этот раз уже на литературном языке.
Обычно она использовала свой горловой диалект с разбросанными тут и там, словно осколки стекла, галлицизмами, но сейчас что-то заставило ее перейти на ганноверский говор. С момента их последнего разговора прошло сколько времени? Андреас не мог сказать точно, но с тех пор черты лица Эмили стали еще более хрупкими, она вся сжалась, словно возраст забрал у нее почти всю ее человеческую плоть. Андреас видел фотографии Эмили в юности, на фоне обрывистых скал и серых вершин, поверх которых кто-то вывел на фотобумаге жестким почерком «Доломиты». У нее круглое лицо, веселые ямочки на щеках и кудрявые волосы цвета спелой соломы. В молодости Эмили выглядела очень привлекательно.
Затем в памяти у Андреаса всплыла еще одна фотография: приземистый дом с плоской крышей в Пасадене, лиственницы у въезда на участок, выложенные белым булыжником контуры грядок перед окнами, часть аккуратного газона пожелтела от жары. Какой же автомобиль стоял у ворот в гараж? Кажется, это был «Плимут»,
