от него, чучело, – это уже Трой.
Майк не обижается, снова хихикает. У Ральфа аж коленки ходуном ходят.
– Чего?
– Подъем, чего, – Ральф снова дергает меня за ухо. – Слезай давай.
Я делаю над собой усилие, перебираюсь из-под стола за стол, предусмотрительно кладу голову на салфетку и продолжаю внимать. «Солнышко то, Солнышко се…» Кажется, раз сто сквозь сон слышу это имя. А еще «Нирвана», «мюзикл», «данунахрен» и все «пф-ф-ф» да «п-ф-ф-ф» от Троя. Он, кстати, болтает немного. Это уже странно. И голос звучит как-то… «Вышел из образа», как говорит потом Майк. Короче, тоскливо до чертиков. Не знаю, почему другие не замечают. Да нет, замечают же. Чего тогда ржут? Я тут сквозь весь этот туман от чудо-таблеток вижу, как Трой из «веселого пьянчужки» превращается в кусок ангста. Я как раз снова просыпаюсь, двигаюсь ближе, вешаюсь на него с размаху. Трусь ухом о его щеку – у него славные щечки, пухлые немножко, с ямочками, хотя сам он тонкий, как микрофонная стойка. Вот трусь я, короче, о него ухом и бормочу:
– Ну чего ты. Не грусти Трой, а? Чего ты, как «Нирвана»?
Пфыкает.
Сам не знаю, чего несу, я же не в курсе, просто интуиция у меня хорошая. Не знаю, что нашло, – не могу смотреть, когда он вот так… Он еще увернуться пытается. «Уймись», – говорит. Куда там, руки у меня длинные, хватка крепкая, а дури в башке – мама дорогая! Держусь рукой за его славную щечку и делаю оглушительный чмок в ухо.
– Да уйди ты, пиявка полосатая! – злится он. Или вид делает. Трой никогда не злится по-настоящему, только дуется порой. Добрый он по натуре, и все тут; пихает меня локтем под ребра, но тихонько. Ребята все еще ржут, аж воют. А он оглядывается, проверяет: вдруг сильно врезал – локти-то у него острые.
– Ты чего, под кайфом, что ли? – это уже Ральф, у нас с ним один разговор: он мне вопрос, я ему: «М-м-м». И обратно на стол головой – бац! Валяюсь в полубреду, и тут у меня из всех этих обрывков разговоров – прямо божественное прозрение! – складывается совершенно стройная картина.
Солнышко, заключаю я, это тот самый «барабанщик», который бросил группу накануне турне. В смысле тот самый, которому я обязан своим местом, из-за которого Трой почему-то не любит «Нирвану», про которого он не любит говорить… Тот самый рыженький хорошенький субъект с экрана телефона. Короче, Солнышко – их прошлый «барабанщик» – девчонка.
Глава 4. Про скуку
These changes ain't changing me
The cold-hearted boy I used to be
«All These Things I've Done», The Killers
Справедливости ради стоит отметить, что мы не только бухали до хрена. Впахивали мы тоже как следует. То есть не тупо выступали, зависали по клубам, а потом отсыпались. Мы усердно репетировали. На ходу делали выводы из предыдущих выступлений, что-то меняли в репертуаре, писали и разучивали новые песни. Здесь мне повезло, это было совсем не то же самое, что выступать с Pushing Daisies. Теперь мне кажется, что там всем больше нравилась сама идея, что у нас типа рок-группа и мы такие крутые. В процесс никто не вдавался. С этими ребятами мы вкалываем так, что искры из глаз сыплются. Мне больше
