локоток и отвела в сторонку, чтобы спросить: как жена может спать со мной, зная, какие мысли живут в моей голове.
Тогда Мэриэнн улыбнулась и ответила:
– А в его голове они больше не живут. Теперь они живут в вашей.
Как бы то ни было, а свадьба та прошла замечательно, как и положено всем свадьбам. В торжественной зале играла клезмерская музыка[2], и мы плясали, пока меня не стали подводить ноги.
Почти двадцать лет спустя после того, как первые мои работы не сумели завоевать премию «Небьюла», рассказ «Как пульс размеренный машины бьется» принес мне «Хьюго». К тому времени я давно утратил счет тому, сколько раз безуспешно выдвигался (ладно, ладно, тут я малость прихвастнул) на «Небьюлу» и «Хьюго», и мог позволить себе толику чистого, непозволительного восторга.
Особенную гордость я испытываю за «Свободомыслящих». Они приплыли мне прямо в руки в тысяча девятьсот девяносто пятом во время «Пересечения» – первого из Всемирных конвентов фантастики, прошедшего в Глазго. Я остановился в самой дешевой гостинице, вздымавшейся над Ренфру-стрит, благодаря чему из моего окна была видна автомагистраль М8 – классика непродуманной планировки, рассекавшая город подобно шраму, окруженная похожими на омертвевшую плоть брошенными домами. Помню, выступая на конвенте, я сказал, что нам надо с большой осторожностью относиться к нейронным технологиям, чтобы не пробороздить подобием такой вот М8 собственные мозги. Так родилось на свет повествование, содержащее отдельные нюансы, которые вряд ли кто ожидал услышать от меня, человека, воспитанного в католической вере.
«Скерцо с тираннозавром» было написано мной в качестве чернового наброска для романа «Кости земли», чтобы проработать механику путешествий во времени и законы хронопалеонтологии. Рассказ так мне понравился, что позднее я целиком переписал его, добавил новую перспективу, перенес действие в другой промежуток мелового периода и заменил тираннозавра плезиозаврами, чтобы вставить в качестве одной из глав в свой роман. Если вы читали ту книгу, то поймете, о чем я говорю. Так я получил свою вторую премию «Хьюго».
«Цыганский вор» стал результатом знакомства с работами Эллен Кашнер, представленными в соседнем книжном магазине. Впоследствии она привлекла меня к совместному написанию запланированной, но изначально обреченной антологии повестей, основанных на фольклоре. Тогда мне вообще ничего нового не лезло в голову, но Эллен была мне добрым другом, и я просто обязан был попытаться. И вот, когда мы ехали на машине домой, я поинтересовался у Мэриэнн:
– Вот, смотри, один из ключевых элементов рассказа – фургон, полный велоцирапторов. Предложишь что-нибудь столь же бредовое?
Она ответила, не задумываясь:
– Корзинка для пикника, набитая дохлыми щенками.
– Да я это напишу как два пальца об асфальт! – радостно закричал я.
«Пёс сказал гав-гав», пожалуй, самый известный из моих рассказов, ставший
Традиционная музыка восточноевропейских евреев.
