может, взгрустнем немножко? А может, и в постель завалимся в память старых добрых времен?
– Что? Нет, я не…
– Прошу тебя, не выставляй меня виноватой. Я живу богатой и интересной жизнью, в которой ты предпочел не участвовать. У меня полна тарелочка, и я не собираюсь делиться с тобой, утешать типа, который меня бросил сколько-то лет назад, потому что… Не знаю почему. Переживал кризис среднего возраста? Меня это не касается, нечестно от меня ждать чего-то этакого.
– О… – сказал Алекс.
Чувствовал он себя так, словно проглотил вольфрамовую болванку. Щеки горели. Посмотрев на него, Тали вздохнула. На ее лице не было злорадства. И даже злости не было. Разве что усталость.
– Извини, – снова заговорила она. – Мы – двое старых знакомых. В данный момент, пожалуй, даже меньше того.
– Я понял. Извини.
– Это не я поставила тебя в такое положение, а ты меня. Я просто занималась грядкой.
– Знаю. Я не хотел причинять тебе неудобств. Ни сейчас, ни раньше.
– Раньше? Когда ты от меня ушел?
– Я этого не хотел, и вышло всё так не из-за тебя, а…
Она резко мотнула головой, поморщилась.
– Нет, только не это, Алекс. Мы говорим о прошлом? Когда я только что сказала, что не желаю о нем говорить? Ты что, не понял?
– Понял.
– Вот и хорошо.
– Извини, что вышло… некрасиво.
– Переживу, – сказала она.
Алекс снова поднял руку – тем же движением, что при встрече, но уже с другим смыслом. Он развернулся. И ушел. Унижение тяжело сдавливало грудь. Неудержимо хотелось обернуться, бросить последний взгляд – не смотрит ли она ему в спину.
Он удержался.
Она была права. Вот почему он без предупреждения явился к ее дверям. Потому что знал: если она скажет «нет», ему придется уважать ее решение, а где-то в нем таилась мысль, что ей будет труднее прогнать его, дыша с ним одним воздухом. И, возможно, так и вышло. Возможно, ей от этого стало еще хуже.
Первый попавшийся ему бар назывался «Лос-Компадрес», и пахло в нем хмелем и горячим сыром. Паренек за стойкой едва дорос до права покупать спиртное и выглядел особенно бледным из-за рыжих усиков и шевелюры, которую из жалости можно было назвать творческой. Алекс сел на барную табуретку и заказал виски.
– Рановато начинаете праздновать, – заметил, наливая, бармен. – В честь чего это?
– Оказалось, – ответил Алекс, старательно подчеркивая тягучий местный говорок, – что иногда я бываю полным дерьмом.
– Жестокая истина.
– Какая есть.
– Думаете, пьянка в одиночестве это исправит?
– Нет. Просто лечу боль брошенного мужчины традиционным средством.
– И то верно, – кивнул бармен. – Закусывать будете?
– Потом посмотрю меню.
За полчаса Алекс не выпил и половины. Бар начинал наполняться – что означало где-то двадцать человек там, где могло уместиться семьдесят. Из скрытых
