– форму снял, надел какой-то френч, важный такой стал. Смотрю – кто еще из знакомых? Лица узнаю, а вспомнить кто это – не могу. Вон – трое пришли вместе, двое тучные бородатые, третий маленький лысый. А вот – двое рядом идут – один кучерявый в бакенбардах, другой – прилизанный с усиками. О, узнал вошедшего – наш председатель колхоза, Александр, отчество не помню. Много иностранцев, говорят на разных языках, гул стоит в зале. Я звоню в колокольчик, становится тише, все поворачиваются в мою сторону.
– Друзья! – важно говорю я, – я пригласил вас сюда, чтобы обсудить один очень важный вопрос. Прошу тишины!
В наступившем молчании слышу какие-то странные звуки. Смотрю – в конце зала стоит, целуя девушку, обнаженный атлет.
– А вас, уважаемый, попрошу удалиться! – кричу ему через зал.
Он перестает целоваться и медленно идет в мою сторону:
– Какой это я, к черту, “уважаемый”? Я же – культурист, ты что – не помнишь, Пьеро?!
Я с ужасом гляжу на него, на девушку, которая напоминает мне тебя. Она издали смеется мне и показывает язык. Культурист приближается, собрание смотрит с удивлением в мою сторону, слышу нарастающий шум: “Кто это? Кто это? Кто это?”. Я поднимаюсь и хочу призвать всех к порядку, но голос мой звучит фальцетом, поворачиваю голову, вижу свою отражение в зеркале и замираю: белый мешковатый костюм с длиннющими рукавами, белый колпак на голове, лицо в пудре, черные ресницы, под глазами разводы от слез. Культурист все ближе, громовым голосом орет:
– Как ты посмел признаться в любви моей бабе? Я тебе башку снесу!
Сквозь гул пробивается хриплый володин голос: ”Баба как баба и что ее ради радеть!!!”.
…Просыпаюсь в поту и слышу, как Володя негромко под гитару поет:
– Чистая Правда в красивых одеждах ходила,
Принарядившись для сирых блаженных калек.
Грязная Ложь эту Правду к себе заманила,
Мол, оставайся-ка ты у меня на ночлег…
Некий чудак и поныне за правду воюет,
Правда, в речах его правды на ломаный грош.
Чистая Правда со временем восторжествуу-ет
Если проделает то же, что грязная Ложь…
Твое исчезновение – а причину я не открыл – было воспринято нашими хозяевами по-разному. Володя, появившись на пару минут за завтраком, рассеянно пробормотал:
– Ничего-ничего, вернется, – и быстро удалился.
– Не обижайтесь на него, в такие дни он сам не свой. Ничего перед собой не замечает – нужно срочно запоминать и записывать то, что ему открывается… оттуда, – Марина показала пальцем наверх. Сама же приняла все близко к сердцу. Заметно было, как она расстроена. После ухода Володи молчала, украдкой на меня поглядывая. Затем, глубоко вздохнув, сказала:
– Значит, такова ваша судьба. Вы верите в судьбу?
– Да.
