и потянулся за зажигалкой, чтобы открыть, – пробка шумно отскочила в неизвестном направлении. Мы замерли, пытаясь понять, не разбудили ли мы Романовича.
– О чем думаешь? – пытался завести светскую беседу Влад, жадно глотая пиво.
– Ты знал, что муравьи никогда не спят? Крысы, если их пощекотать, смеются? А у страуса глаза больше по размеру, чем мозг?
– Какие факты из мира флоры и фауны. Рад, что не сломал сегодняшней ночью твою хрупкую женскую психику, – Влад взял стул и поставил его возле плиты, чтобы не кричать из другого конца комнаты, и достал из кармана электронную сигарету. – Пойдешь на свидание со мной?
– В смысле?
– Ну, в смысле нормально увидеться, поужинать там, по душам поговорить. Можем в кино сходить или в театр. Не знаю, что ты любишь.
– А не поздно как-то для первого свидания?
По сравнению с Романовичем Влад не отличался высоким ростом. Коренастый, приземистый, он ходил бесшумно и осторожно, его движения были плавными, легкими – никакой резкости и нервозности. Когда говорил, он часто морщил благородный лоб, очерченный теплыми волосами цвета тягучего гречишного меда. У него были родимое пятно в форме размытой кляксы на пояснице и дугообразный шрам от аппендицита.
А еще – взъерошенные лохматые брови и мутные, болотистые глаза разного цвета. С илом на дне. И, кажется, я в них нечаянно нырнула – как в лесной водоем посреди чащи, с ряской, кувшинками и вербейником.
– Поздно? Наоборот, в самый раз. Не надо манерничать, переживать, подгадывать момент. Все самое неловкое мы уже прошли, – Влад покрутил головой, чтобы размять шею. – Тебе так не кажется?
– А тебя не смущает тот факт, что мы с твоим вроде как другом… э-э-э… вроде как три дня назад расстались? – мне вдруг стало обидно за Романовича.
Я слабо могла себе представить, чтобы Настя или Линда позволили бы себе флирт с моим мужчиной. Другое дело, что и втянутыми в ля-мур-де-труа я тоже себе их нарисовать в воображении не смогла.
– По-моему, вы и вместе-то толком не были. Я бы на месте Романовича вчера вытолкал себя взашей, – путаный разговор приобретал драматичный окрас. – Бывшая – не бывшая, все равно бы не позволил. А этот как-то стерпел. И вон, спит младенческим сном, его даже угрызения совести не разбудили.
– А сам вчера зачем все это замутил, раз ты такой порядочный, с принципами? – лезла я на амбразуру.
– Все просто: ты мне понравилась. Вот я и решил спровоцировать Алека на хмельную голову. Если бы он уперся, набил бы мне морду, я бы сейчас сидел перед ним, каялся и извинялся, – мысли Влада звучали логично и отрезвляюще. – Тебе самой не обидно, что он за тебя не боролся?
– Да он, по ходу, вообще никогда за меня не боролся, – я склонила голову к коленям и констатировала прискорбный факт.
– Открою тебе тайну! Романович вообще по жизни никогда не боролся. Нет, он чего-то там воюет на работе, но в личном плане я ни разу не видел, чтобы
