птица? – обескураженная Лукьянова уставилась на Сморыго.
– У кого-нибудь из родственников были психические расстройства?
Наталья Анатольевна неуверенно покачала головой:
– Неужели…
Появившийся в двери усач, перебил ее:
– Долго еще? Мне надо кое о чем…
– Закрой дверь, – в свою очередь оборвал его Сморыго.
Дали сверкнул выпученными глазами и хлопнул дверью.
– Значит, ничего такого у родственников не было. И по отцовской линии? – стараясь скрыть досаду на Дали, Сморыго с напускным спокойствием что-то записал в желтом блокноте.
Глядя на Сморыго, у которого подергивалось нижнее левое веко, Лукьянова вдруг поняла: он чего-то не договаривает, – и стены стали сжиматься, а свет меркнуть
– Скажите мне, что с ней, – подавшись к Сморыго, Наталья Анатольевна впилась в него глазами, то ли умоляя, то ли требуя.
Сморыго посмотрел сквозь нее и отчеканил:
– Ничего. Еще. Не ясно.
– Эта неясность и убивает, – пробормотала она и, вздохнув, закрыла лицо ладонями. – Ничего нет хуже, чем…
В кабинет ворвался усач.
– Не верьте ему! – закричал он, выкатывая глаза. – Он такой же целитель душ, как я живописец! Все что он умеет, это жонглировать бессмысленными терминами.
– Васнецов! – прогремел раскатистый низкий голос, и взгляд исподлобья врезался в баламута. Тот вздрогнул и застыл, точно в трансе. Тут же в кабинет влетела медсестра и со словами:
– Сейчас мы тебя утихомирим, – вытолкнула усатого больного в коридор. Дверь закрылась. Наталья Анатольевна уставилась на Сморыго.
– Маниакальный приступ, что с него возьмешь, – Сморыго уперся лбом в козырек ладони и стиснул пальцами виски. Наступившее молчание смахивало на бикфордов шнур. Из коридора долетал затихающий клекот усача. Лукьянова стала настаивать:
– Вы должны…
– Шизофрения! – взорвался Сморыго. – Вот что у нее!
Наталья Анатольевна вздрогнула и сжалась, словно ее ударили. По лицу женщины пробежала судорога.
– Почему? За что? – всхлипнула Наталья Анатольевна. Лучше бы она осталась в неведении! – Но ведь это не окончательный диагноз? Ведь так?
– Конечно же, это не окончательный, – опомнился и вернулся прежний Сморыго. – Будут тесты, будет томография. И только тогда можно о чем-то говорить.
Слезы душили, стояли поперек горла. Кое-как совладав с собой, Наталья Анатольевна с молчаливой поспешностью поднялась с кресла и направилась к двери, на ходу сморкаясь в бумажный платок, вытирая тем же платком глаза.
9—3
В коридоре, прислонившись спиной к стене и ковыряя заусенец на большом пальце, стояла Маша. Она оторвалась от стены и приблизилась к вышедшей из кабинета матери.
Наталья Анатольевна стала всматриваться в Машу,
