Даже просто позвать кого-то не решалась.
И ты – такой же.
Она – оцепенела от страха перед тобой. Ты – бежишь от ужаса перед ними. Истинными хозяевами жизни…
Я стискивал кулаки до хруста, но толку-то? Что я могу сделать? Ну, поверну я обратно, навстречу им… Но что дальше?
Мы ту-то паучиху еле взяли – вчетвером! Но теперь я один. А эта тварь куда сильнее. Если это вообще одна тварь. Слуг было столько, что там должна была быть не одна паучиха, а две или три.
А я – один.
И я не знаю, откуда они.
Я даже не знаю, сколько их.
Даже если забыть про слуг, которые встанут между нами стеной; даже если предположить, что сука всего одна, и я сумею к ней подобраться – что дальше? Она раздавит меня как блоху. Один я слишком слаб против такой твари.
И это – сейчас. Даже сейчас, когда я еще не забыл, каково это – сопротивляться паучихе. Когда в памяти еще живы те финты, что показала перед смертью та чертова сука… А что будет через неделю? Через месяц или два, когда – и если! – я выслежу эту тварь?
У Старика была ручная дьяволица. Живой тренажер. Теперь нет ни Старика, ни ее. А тренировка нужна постоянно. Без практики я ничто. Через месяц я начну терять сноровку, через полгода забуду почти все. Не справлюсь даже с самой слабой из них.
Вот она, финальная точка. У меня нет суки, на которой я бы мог практиковаться. А это конец. Без ручной дьяволицы я ничто.
Я могу поискать какую-нибудь другую чертову суку, сделать из нее тренажер… Могу попытаться сделать. Просто найти чертову суку, наверно, найду. Толку-то? В одиночку я смогу взять только очень слабую. А делать тренажер из слабенькой… Что толку практиковаться на слабой дьяволице? Если я смогу взять ее один в один – то что она сможет мне дать? Тем более с пробитым лбом. От этого ее атаки станут проще – и еще слабее… Такая не даст мне даже того, что у меня уже есть. А мне нужно – больше!
Мне нужна сильная. Вроде тех, каких мы брали втроем или вчетвером. Такая, как ручная дьяволица Старика.
Но я теперь один. Один. И такую паучиху мне не взять.
Вот она, финальная точка. Гильотина любым моим потугам.
Разве что…
Я замер.
Потер лоб, боясь спугнуть мысль.
Довольно сумасшедшая мысль, впрочем… Потому что прошло уже столько времени, что…
Но они живучие.
Времени прошло много.
Но они очень живучие.
Времени прошло слишком много.
Но она была после ритуала.
Это помогло бы жабе. Но она-то – не жаба…
Но это последний шанс. Последний – и единственный.
Я вскочил и вихрем вылетел наружу. Когда я заводил «козленка», пальцы дрожали, и не знаю, отчего больше – от кофеина или от последней, сумасшедшей надежды.
Уже темнело, когда я добрался. Дождь лил сплошной стеной, свет фар растворялся в нескольких метрах перед машиной.
