правах старшего – я устроилась поодаль, но так, чтобы слышать, что происходит; Кречет, правда, отлично меня видел, но счел за лучшее просто не заметить. Иначе ему бы пришлось погнать меня в шею, а все-таки они тут были в гостях; неловко получилось бы.
Лагранж начал толковать что-то о новых временах, об избавлении от «постоянной угрозы голода» и от «борьбы за существование», о «семье народов» – похоже, наши решили, что у Звездных это такой обычный застольный зачин, но я-то отлично понимала, что он имеет в виду именно то, что говорит, и с замиранием сердца ждала, чем все это кончится.
И правда: из ближайшего Дома появилась цепочка людей. Они двигались в полной тишине – у наших отнялся язык от такой наглости, они даже жевать перестали, и стало слышно, как ветер шуршит в траве. Кочевые – их было тоже десять – двигались в полном боевом облачении, правда, без оружия; они молча уселись на пустые места, как будто так и надо. Я узнала тех двоих, остальные, похоже, и впрямь были люди не маленькие, во всяком случае, судя по сложной татуировке, украшавшей их лица. Лагранж продолжал стоять – он, разумеется, не был настолько уж глуп, чтобы не понимать, чем все может обернуться, – и потому торопливо продолжил:
– Не усматривайте в том, что я пригласил сюда других гостей, оскорбления, друзья мои. У меня и в мыслях не было подвергать вас какой-либо опасности. Напротив, я хочу – мы хотим, – чтобы прекратились давние распри. Именно для этого мы и прибыли сюда. Я понимаю, старые обиды забыть трудно, но ведь нужно думать и о будущем. Человек рожден не для того, чтобы слепо бороться за выживание. Если никто ни в чем не будет испытывать недостатка, отпадет необходимость в войнах и набегах.
Наши выслушали его в полном молчании, я вообще не уверена, что они поняли хоть половину из того, что он пытался им сказать. Один только Кречет сохранял хладнокровие.
– Ты говоришь очень красиво, – негромко произнес он. Он не прибавил «друг мой» и это было дурным знаком, но Лагранж этого не заметил.
– Я позволил этим людям присутствовать здесь именно потому, что они пришли с миром.
Он вновь оглядел собравшихся за столом и в нависшем тяжелом молчании беспомощно повторил:
– Они пришли, чтобы предложить вам мир, понимаете?
– Нет, – спокойно сказал Кречет.
До сих пор кочевые сидели так, словно разговор их не касался – я заметила, что никто из них не притронулся ни к еде, ни к питью. Но теперь, видимо, они решили, что пришло их время, да и Лагранж выжидательно смотрел на того же Кожана, который, похоже, был здесь за старшего. Наверняка они подготовили все это заранее, подумала я, уговорились, кто когда и что будет говорить. И точно, Кожан встал и, обращаясь к Кречету, заговорил. Голос у него был сладкий как мед, и он, глядя Кречету прямо в глаза, начал толковать о том, как хорошо будет, если все будут как одна семья. Лагранж слушал его
