жаловал мистрис Дейл, видя, что он совсем не обременен какими-нибудь обязанностями по отношению к ней, как к урожденной леди Дейл. Ее дочерей он любил, но иногда говорил им грубости, и делал это совершенно безнаказанно. В отношении к мистрис Дейл он был холодно учтив, и когда она отдавала Хопкинсу какое-нибудь серьезное приказание относительно сада, он исполнял его не иначе, как с разрешения сквайра.
Все это будет служить объяснением того, в каких условиях проходила жизнь мистрис Дейл в Малом доме, – обстоятельство, настоятельно требующее объяснения раньше или позже. Ее муж был младший из трех братьев и во многих отношениях лучший. В молодости он отправился в Лондон и сделался землемером. Он так хорошо исполнял обязанности, что правительство приняло его на государственную службу. В течение трех или четырех лет он получал большие доходы, но его внезапно постигла смерть – в то самое время, когда только начинало осуществляться блестящее будущее, которое он видел перед собой. Это случилось лет за пятнадцать до начала нашего рассказа, так что оставшиеся сироты едва сохранили воспоминание о своем отце. В течение первых пяти лет вдовства мистрис Дейл, никогда не пользовавшаяся особенным расположением сквайра, жила с двумя маленькими дочерями так скромно, как только позволяли ее весьма ограниченные средства. В то время старуха мистрис Дейл, мать сквайра, занимала Малый дом. Но когда старуха умерла, сквайр предложил этот дом бесплатно своей невестке, поставив при этом на вид, что ее дочери, живя в Оллингтоне, получат значительные общественные выгоды. Вдова приняла предложение, и затем действительно последовали общественные выгоды. Мистрис Дейл была бедна, весь доход ее не превышал трехсот фунтов в год, и потому ее образ жизни был по необходимости весьма непритязательный, но она видела, что ее дочери становились популярными во всем графстве, были любимы окружавшими их семействами и пользовались почти всеми преимуществами, которые обе получили бы, будь они дочерями оллингтонского сквайра Дейла. При таких обстоятельствах ей было все равно, любил ее или не любил оллингтонский сквайр, уважал ее или нет садовник Хопкинс. Ее дочери любили и уважали ее, и в этом заключалось все, чего она требовала для себя от целого света.
Дядя Кристофер был очень добр и любезен к племянницам, добр и любезен по своим суровым понятиям о доброте и любезности. В конюшнях Большого дома находились две маленькие лошадки, пони, которые были отданы в полное распоряжение племянниц, так что кроме них никто не имел права кататься на лошадках, за исключением разве каких-нибудь особенных случаев. Я думаю, сквайр мог бы подарить этих пони племянницам, но он думал иначе. Он пополнял их гардероб, посылая время от времени необходимые, по его мнению, материи, далеко, впрочем, не модные и не нарядные. Денег он не давал и не делал по этой части никаких обещаний. Они были Дейлы, и сквайр любил их, а Кристофер Дейл, полюбивший однажды, любил навсегда. Белл была его любимицей, и к ней, как и к племяннику Бернарду, он относился наиболее
