как когда-то делала бабушка. И банка пузатая уже кипятком обварена, и крышки готовы.
И я тихо шепчу твоё имя над огнём.
Всё будет хорошо, говорю я. Всё наладится.
***
Я снимаю ковш с плиты и выключаю огонь. В доме пахнет сливами и шоколадом. Ты наблюдаешь с любопытством кошки за каждым моим движением.
– Готово. Хочешь попробовать, или пусть остынет?
– Хочу, конечно. Давай!
– Тогда вот тебе чай, вот тебе ложка и вперёд.
– Спасибо. А что ты там шептала, если не секрет? Шаманишь опять?
– Да какое там шаманство? Просто сказала, что всё будет хорошо. Веришь?
– Тебе-то? Конечно, верю. Горячее, зараза, но какая же вкуснятина.
– Конечно, вкуснятина. Для тебя же готовила. Всё как ты любишь.
Марго
Тётка Клавдия часто говаривала: «Таким, как ты, приходится выбирать». Ребёнком Марго, конечно, её не слушала. Мало ли, что там бормочут взрослые, особенно если чужие. Тётка Клавдия была не родная, просто соседка. Вечно сталкивались по утрам в общем коридоре, уходили в одно и то же время: тётка Клавдия – на работу, а Марго в школу, потом в «универ», теперь – на работу тоже.
Восемь утра, октябрь, серая хмарь, до метро – десять минут торопливого зябкого шага, до первого снега – пара дней, его уже даже в воздухе слышно. Скоро зашелестит по бурым высохшим листьям, заполняя мир шорохом, который вряд ли повторится до новой осени: листья размокнут, и в следующий раз будет уже не то.
А пока – сухие, шурсткие, хрупкие, как человечья душа.Тонкие, как лепестки цветов, которые Марго каждое утро расставляет по вазам. Подрезает, где надо, обрывает привядшие листики, следит, чтобы в красиво освещённых витринах, где большую часть времени стоят вёдра и вазы, не сбивался температурный режим. Сочетает так, как вряд ли кому-то пришло бы в голову – за это и ценят. Юное, значится, дарование, «ведьма-цветочница», смеётся молодой неженатый босс.
Стоит ему отвернуться, Марго корчит рожу и одними губами произносит хлёсткое: «Угадал». Боссу, понятное дело, не говорит. А смысл?
Девочки-коллеги смекнули быстро, женщины сразу видят. Приняли легко и без разговоров, потянулись за советами, не спорили никогда, впрочем, Марго этого и сама не любила. Замкнутая молчунья, всегда такая была.
Про цветы с детства знала, что да как: кое-что тётка Клавдия рассказала, когда девочкой брала её к себе на пару часов посидеть, пока родители куда-нибудь отлучатся – тогда это было обычным делом, другие совсем времена. Кое-что – соседки в деревне, куда Марго ссылали к бабке на лето: какой траве нынче черёд, какую как собирать, высушивать да заваривать.
Марго было скучно, сверстников в деревне почти не случалось, бывало, целое лето куковала одна, вот и напрашивалась со старушками собирать всякое. Тут запомнила, там приметила. Научилась не спрашивать лишнего, слёту смекать, что велено – повторять бабушка не любила, а нрав имела тяжёлый.
Как-то так и пошло, что никакой «сложной»
