остался верным другом «Вещему Олегу» и не предал его.
Иногда шутки ради, чтобы подзадорить Чакветадзе, собеседники принимались хвалить пароходы конкурирующей компании. Тогда грузин приходил в шумное возбуждение.
– Что ты мне такое говоришь, скажи, пожалуйста! – кричал он, ударяя себя в грудь смотря бешеным взглядом на собеседника. – «Юрий Долгорукий» хороший пароход? Ты, верно, с ума сошёл? «Юрий Долгорукий» построен в 1862 году, а котлы в последний раз на нём меняли в 80-м! У него машинное отделение всё чёрное, как ночь, не одного светлого пятна. Это старая, гнилая дрянь! А обстановка? Ха! Видел ты обстановку «Юрия Долгорукого»? Дешёвка! Ещё и ненадёжная! А, ты не видел, тогда молчи, пожалуйста, если не видел!
– А видал ли ты, Иван Иваныч, «Светлану» после ремонта? – хладнокровно говорил собеседник, перемигиваясь с соседями. – Вся блестит, сверкает, стены в рубке оклеили тиснёным деревом… Просто шик!
– Ну ты скажешь дорогой! После ремонта… – вопил Чакветадзе. – Знаем мы их ремонт! Вывеску покрасили да свисток новый приделали! И вот, скажи, пожалуйста, вот откуда ты взял тиснёное дерево? Никакого тиснёного дерева там нет! Трёхлетняя старая клеёнка облезлая… Тьфу, срам! «Светлана» как была дырявым корытом, так им и осталась!
– Ну, может быть, я его с кем-то спутал… – кротко соглашался собеседник.
– Ой, пароходы он путает, а ещё капитан называется! – накидывался на него возбуждённый грузин.
– Ну, ладно тебе, – смеялись остальные. – Иван Иваныч, не серчай.
На этот раз пиршество Чакветадзе, однако, прервалось самым неожиданным образом.
Около Ивана Иваныча собралось уже человек шесть, и разговоры текли рекой. Он уже успел воодушевлённо рассказать целых две истории о капитане Ткаченко. Потом разговор перешёл на нынешние порядки в пароходстве. Чакветадзе, ещё более воодушевившись, громил «бюрократов» из петербургского правления «Сома» за нелепые, по его мнению, распоряжения и за незнания Волги. До отхода парохода оставалось ещё два часа, и ещё половина напитков и угощений оставалось нетронутыми, а Чакветадзе добрался всего только до седьмого стакана чая.
И вдруг в рубку вбежал бледный, взволнованный Сухомлин и испуганным тоном, заикаясь от волнения, обратился к грузину.
– Иван Иваныч, срочно, пожалуй, в контору!
– А что такое? – удивился Чакветадзе. – Что, собственно, случилось?
– Скандал Иван Иваныч… Такой скандал, что и не знаю… Николай Павлович побил Лукомского…
Чакветадзе вскочил, словно на пружинах. Собеседники в смятении отодвинулись от стола.
– Врёшь?!
– Ей-богу! Вот тебе крест! – перекрестился. – Сейчас Николай Павлович в конторе, сидит ни жив ни мёртв… Елизавета Сергеевна тоже там, а доктор Лукомский
