покачиваясь, молча стоял в углу. Елизавета Сергеевна, наоборот, была вся в движении, махала руками, быстро ходила по комнате, кричала и, видимо, была вне себя от гнева. От волнения Чакветадзе не заметил и ни за что не мог потом сказать, был ли ещё кто-нибудь в кабинете, кроме них, или не был.
– Не увидит он теперь этой карточки как своих ушей! – кричала Модзалевская. – И пусть сегодня же убирается вон из нашего дома!
– Простите, у вас всё в порядке? – осмелился наконец спросить Чакветадзе. – Что здесь произошло?
Модзалевский бегло окинул его блуждающим взглядом и ничего не ответил. Зато Елизавета Сергеевна так и накинулась на него.
– Да, да!… Заходите, не стойте на пороге. Представляете, этот мерзавец пристал ко мне при всех с отборной бранью, зачем я взяла портрет? Я ему говорю: – «Не ваше дело»… А он начал меня на глазах у людей оскорблять… «Вы воровка! Вы такая! Вы сякая!» – Ну, конечно, Коленька не стерпел и ударил его, и тут началось…
Николай Павлович глубоко вздохнул и поморщился от внутренней боли.
– Ай, подлец! Ай, мерзавец! – покачал головой грузин. – Как этому шайтану только не стыдно… Оскорблять порядочную женщину на глазах у мужа.
Он не понимал, о каком таком портрете идёт речь, но ему было ясно одно, что Елизавету Сергеевну оскорбили. А так как он уважал её и любил, а доктор Лукомский ему был безразличен, то он и решил, что Лукомский оскорбил её зря.
– Это не его вещь, а моя! – взволнованно продолжала, подтверждая его убеждения, Модзалевская. – Тысячу раз моя! И взяла я портрет только для того, чтобы сделать с него копии. Это единственный похожий портрет Елены… Я бы ему его сразу вернула. А теперь уж нет… Не увидит он его… Я скорее порву его на сотню разных кусочков, чем отдам ему!
Видя, что ничего путного здесь сделать нельзя, он решил пойти успокоить публику и вообще как-нибудь потушить скандал.
– Петька! – громко и строго окликнул он матроса, стоявшего в толпе любопытных. – Тебе что заняться нечем? А ну, бегом к капитану, скажи, чтобы свисток давал.
– Иван Иваныч, так рано ещё…
– Это не твоего ума дела, исполняй, что сказано!
Чакветадзе пошёл к кассам, дружелюбно подвинул кассира и начал помогать тому с выдачей билетов.
– Господа подходим! Вам куда? В Симбирск? А вам? Ясно. Здравствуйте ваше благородие! – грузин толкнул кассира вбок. – Дай князю его билет.
Раздался свисток, быстро приковавший к себе внимание пассажиров, отвлекая их от неприятной истории. И пассажиры начали расходиться по своим местам.
Людей около конторы почти не осталось. Но зато откуда-то появился Лукомский. Необычно взволнованный, то бледнея, то краснея, он сунулся сначала в один угол, потом в другой, явно кого-то искал. Чакветадзе хоть и хотел пристыдить, а может и даже ударить Лукомского, как-никак он позволил себе оскорбить Елизавету
