Его раздражали тысяча мелочей: расспросы знакомых, взгляды на улице, смешки прислуги, количество людей знавшие о произошедшем, жизнь в гостинице. А самое главное, его возмущало то, что со стороны Модзалевских до сих пор всё ещё не было никакого отклика, никакой реакции…
Мысли об этом приводили Лукомского в животное бешенство. Это оскорбляло его даже больше, чем драка на пристани.
«Они давно добивались этой минуты! – с гневом думал он. – Они только об этом и мечтали! Специально спровоцировали меня, чтобы отделаться!…»
У него, конечно, была надежда, что посланный им за нужными ему вещами человек будет принят Модзалевскими, как посредник для переговоров, и что они пришлют с ним, кроме вещей, свои объяснения или извинения. Но посланный человек был встречен как тень и не принёс от них никаких записок.
Что же теперь было делать? Невозможно же было просто взять и исчезнуть из их поля зрения, им на радость.
Суд удовлетворил лишь оскорблённую честь Лукомского, но кроме чести, поражённой насильственными действиями Модзалевского и ныне уже удовлетворённой, оставалось ещё очень много неудовлетворённого. У Модзалевских, кроме разного неодушевлённого движимого имущества, находился ещё и ребёнок.
Вот этот ребёнок и составлял теперь главный пункт мучительных соображений, недоумений и затруднений Лукомского.
О ребёнке Лукомский уже упоминал в этом смысле и ранее, во время одной из стычек с тестем, но тогда он, скорей на эмоциях, сболтнул лишнего. И серьёзных таких действий предпринимать не собирался. Теперь же это было совсем другое дело! Теперь ребёнка совершенно точно необходимо было забрать. Во-первых, этим Лукомский наносил Модзалевским, если уже на то пошло, наиболее чувствительный удар. Во-вторых, это необходимо было сделать для того, чтобы поддержать свой авторитет, как отца, в глазах общества. Только, и только, тогда он бы перестал иметь вид изгнанного и лишённого прав родителя. Ребёнок был необходимым оружием для полного восстановления его чести. Также отобрать ребёнка являлось важнейшим тактическим ходом в возникшей войне и вместе с тем чрезвычайно важным юридическим обстоятельством в социальном положении Лукомского.
Но забрать ребёнка – это легко сказать! Лукомский прекрасно понимал, что Модзалевские ни за что на свете не выдадут ему ребёнка так же просто, как документы и «три костюма из левого отделения гардероба». Отобрать у них ребёнка являлось весьма затруднительным делом, соединённым с тягостными встречами и столкновениями.
С другой стороны, ребёнок страшно стеснял бы самого Лукомского. Там, у Модзалевских, всё налажено как часы: обстановка, няньки, кормление и уход за ребёнком. И хоть Лукомский многое хотел изменить в этом, однако, он не мог сейчас не согласиться, что ворчать и ссорится с Модзалевскими по этому поводу было гораздо легче, чем сейчас возиться с отобранным ребёнком и устраивать ему новые
