Полет был леденяще бесконечен. В конце концов, благородное животное рухнуло на неизбежные острые камни. Тут же, естественно, превратившись в гору истекающего мяса и мелко искрошенных костей. Возле кровавых мослов выросла монументальная багровая фигура мясника с гигантским тесаком. Взмах сверкающего лезвия – и первая порция доброкачественной конины осталась в руках исполина, и дебильная ухмылка увенчала харю кирпичного цвета. Мариус, по природе брезгливый, наблюдал за дикой оргией с холодным интересом. И даже расстроился, когда пропасть с жертвенным мерином начало затягивать черное марево. Только блеск тесака, молнии подобный, еще разрезал мрак… Нарастающую тьму разорвало грубое вторжение.
Кто-то бесцеремонно расталкивал Мариуса. С трудом размежая свинцовые веки, борясь с рябью в глазах, Мариус худо-бедно различил с десяток людей, столпившихся у кровати. Вернуться к действительности оказалось непросто. Жизнь билась где-то снаружи, за почти ощутимой преградой – липкой, вязкой, отвратительной, непроходимой, как стена из мокроты. Мариуса вполне устраивало пребывание вне жизни, по эту сторону клейкой массы. Но чувствительные толчки вынудили его вернуться.
Очнувшись, Мариус заметил, что лица окружающих в лучшем случае недружелюбны, в худшем – откровенно враждебны. Он несколько удивился этому. Впрочем, его полулетаргия пока еще мешала воспринимать ситуацию адекватно. Поэтому свирепые физиономии односельчан его скорее позабавили.
– Что скажешь, бездельник? – грозно спросил сосед, главный недруг – Ханс Три Телеги.
– Чего? – не понял Мариус. Гортань выпускала звуки с неохотой, как бракованный флюгельгорн.
– А ну, давай быстро объясняй, что тут к чему! – гаркнул Ханс Три Телеги, наслаждаясь неожиданной властью. Мариус увидел за спинами галдящих односельчан бледного, но спокойного отца и насмерть перепуганного братца Хенрика. Последний превосходно исполнял мимическую сценку на тему: "А самое главное, что я тут совершенно не при чем!"
– Чего объяснять? – недоумевал Мариус, садясь в постели. Тут он посмотрел на свои руки. Дьявол, в чем это они измазаны? Грязь? Он поднес ладони к глазам. Да нет, кровь! Мариус лихорадочно осмотрел себя в поисках раны. Это движение вызвало бурю враждебных эмоций присутствующих. Уже с опаской поворачивая к ним голову, Мариус успел понять: вряд ли эта кровь – его. С нарастающим ужасом он заметил, что темно-красными пятнами покрыта вся постель. Более того, к двери тянулась кровавая полоса, широкая, как реккельский тракт.
– На двор его! К плетню! – послышались бешеные крики. Ряд бесцеремонных пинков – и вот Мариус уже на пороге, вот его уже толкают вдоль кровавой полосы, которая тянется по двору, уходя за сарай. Поворот к плетню…
На земле, окруженное чудовищной кляксой запекшейся крови, лежало неподвижное тело. Нож торчал в груди. Мариус узнал свое верное оружие: клинок из длинной полосы закаленного железа, рукоятка – из «козьей
