личности, божественному, и ходят вокруг – то лизнут, то понюхают, и как бы уважают, но в глазах-то – голод, алчность бездонная! Лиса и виноград, мартышка и очки!»
А Мамкин вдруг вспомнила:
– Он как-то раз пожаловался, что кто-то рассказал ему про красную руку!
– Страшилку? – понимающе уточнил методист.
– Да. Из этих. Там еще простыня, гробик с крыльями, черная занавеска. Ну, вы знаете, в лагерях ими все бредили. В пионерских. Я думала, что все уже в прошлом, и даже поразилась – надо же, какая живучая чушь.
– Когда он вам пожаловался?
– Я точно не помню. Наверно, где-то год назад. Господи, после этого-то с ним и началось! – сообразила Мамкин.
Методист помолчал с многозначительным торжеством. – Сколько ему сейчас – пять?
– Пять и три месяца.
– Где он сейчас?
– Ждет в коридоре. С бабушкой.
– Вот как? – методист поднял брови. – И бабушку взяли?
– Он с нами боялся, – объяснил Папкин.
– Ага. Ну, к этому мы еще вернемся. Давайте пока про красную руку. Что она делала, эта рука?
Папкин нервно рассмеялся.
– Вы не поверите, но она тоже рисовала фигуры, только невидимые, в воздухе.
– Похожие на мандалу? – вопрос был полуутвердительным.
– Я не уверен, но вроде бы да.
– Он как-нибудь объяснил вам, что это значит?
– Нет, он ничего не объяснял, – сказала Мамкин. – Он только рассказал, что в садике ему говорили про красную руку, и теперь она ему снится. Или появляется прямо перед самым сном, чертит круги в воздухе
– Уже что-то, – методист отодвинул блокнот и впился в Мамкин взглядом, давая понять, что вступление закончилось, и начинается серьезный допрос. – Роды протекали нормально?
– Более или менее, – испуганно пробормотала Мамкин.
– Вам делали кесарево сечение?
– Боже упаси, нет. – Накладывали щипцы?
– Нет, все было нормально.
– Почему же тогда «более или менее»?
– Я с ним немного не доходила, – призналась Мамкин. – Недели три. На меня вдруг залаяла собака, и сразу начались роды. То есть схватки.
Методист углубился в детали. Испуганный Папкин завороженно слушал. Ему открывались подробности, о которых он не имел ни малейшего представления. Вопросы методиста становились все более специальными, и временами Папкин вообще не понимал, о чем идет речь.
Мамкин сидела, словно загипнотизированная, и отвечала быстро и четко. Голос у нее стал деревянным, всем своим видом она выказывала абсолютное доверие к человеку, который настолько глубоко знает предмет.
«Силен!» – подумал Папкин, почесывая в затылке.
– Ну что же, в общих чертах
