Никак не могла поверить, что вот лежит мертвая Вера, моя Вера, и она холодная, ужас какая холодная, совсем не так, как вчера. Теперь от нее веет самым настоящим холодом. Почему же так?
– Вставай, вставай, надо идти! – Паша, городской дурачок, топтавшийся рядом, хотел схватить Веру за руку, но его оттащили.
Он грохнулся коленями на асфальт и завыл, раскачиваясь взад-вперед. Его держали сзади, он отбивался. Потом вскочил и, дико размахивая руками, закричал в толпу:
– А-а-а-а!!! Уйдите, уйдите! Это вы девочку убили! Вы, вы все! – Он по очереди тыкал пальцем во всех, пока его палец не остановился на мне. – И ты тоже, ты убила!
Он обхватил голову, стал раскачиваться вправо-влево и выть все громче:
– У-у-у-у!!! А-а-а-а!!!
В толпе ахали, всхлипывали. Постепенно люди стали расходиться.
Пашу-дурачка мы хорошо знали. Наш с Верой ровесник, он жил в моем доме. Целыми днями болтался на улице. Даже в то дикое время никто его не обижал – наоборот, жалели и обращались по-доброму. Пашка привык, что его не гоняют, и мог запросто постучаться в любую квартиру и попросить еды. Однажды я видела, как Вера подает ему из окна своей комнаты кружку с водой. Когда мы встречали его, Вера давала ему карамельку, карандаш с резинкой или смешной фантик. И уродливое лицо Паши с вывернутыми ноздрями разъезжалось в улыбке.
Пашин вой был страшнее мертвой девушки в луже крови. Моего плеча кто-то легко коснулся, я обернулась – мама. Она плакала, прикрывая рот рукой, слезы стекали по пальцам и капали на асфальт. Оставшиеся люди молчали. Скоро возле нас со скрипом затормозила милицейская машина.
Два милиционера, худой и полный, разогнали людей – только я и Паша не отошли, – осмотрели тело, вяло переговариваясь с кем-то по рации.
– Труп. Девчонка. Сиганула с крыши, – сказал толстяк в хрипящую рацию. С той стороны так же хрипло ответили. – Вызывай экспертов с района. Каких? Да таких! Наши все на пожаре. Давай.
Он шумно вздохнул и вытер пот со лба. Спросил:
– Знаешь ее?
Я не сразу поняла, что это ко мне. Только когда милиционер повторил вопрос, ответила:
– Знаю.
– Покажешь, где живет?
Я кивнула.
– Ну пойдем.
Я поднялась. Второй милиционер попытался оттащить Пашу от Веры, но дурачок вырвался и встал в стойку, приготовившись драться. Милиционер вздохнул и легко треснул его по голове. Паша громко заплакал. Мама стала стыдить милиционера за то, что он обижает блаженного. Это был первый и последний раз, когда я видела мать сердитой и решительной. Но досмотреть мне не дали.
Полный милиционер тряхнул меня за плечо. Я очнулась и повела его дворами к дому Веры. Я шла впереди, толстяк часто останавливался, чтобы отереть пот со лба. В подъезде я показала пальцем на нужную дверь. Милиционер снял фуражку и нажал на звонок. Тот не работал. Он забарабанил в дверь:
– Откройте, милиция!
