style="font-size:15px;"> Четвёртая…
Блин.
Или пятая? Как же так получилось?
– А и пускай увольняют. Пусть только посмеют! – гримасничала продавщица, вертясь перед зеркалом. Болтать с собственным отражением её научили подруги: такие же «нарасхват» и такие же благополучные в своём одиночестве. По чуть-чуть, день за днём, это стало привычкой. А вскоре, после развода, – болезненной необходимостью.
– Такая маленькая, такая пушистенькая… Да разве ж с такой ми-ми-ми что-то можно? Я им в Гринпис напишу. Им. На них. Всем на всех. Скажу, спасала планету. Закрыла грудью котёнка, хотела вскормить… – на последних словах Антонина притронулась к своему «победному» лифчику под первым номером. Непроизвольно. И словно споткнулась. Сколько раз уже было, и вот опять началось.
Помолчав, женщина отошла чуть подальше, отбросила волосы и медленно, как на экзамене, потянула подол. Оцепеневшее отражение словно сопротивлялось, но всё же повторило движение.
Сперва до колен, обнажая проступившие венозные сеточки. Затем выше и выше, постепенно, словно торжественно преподнося наслоения жира, целлюлита, полоски растяжек… И дальше, вплоть до седалища: нещадно утянутого специальными шортиками, но всё равно расползавшегося; с желеобразной податливой складкой, перевалившейся через резинку.
Две ссутуленные фигуры напротив друг друга, две помрачневшие тётки… В нелепом, необъяснимом ожидании, что это всё не про них. Что раз – и отменят. Что надо лишь подождать.
Наверно, они бы так и стояли, но колбаса, блюдце, кошка… Антонина едва не вскрикнула, ощутив щекочущее прикосновение к правой ноге. К самой стопе, к самым пальчикам, для которых зеркала не хватило чуть-чуть.
– Ах ты!.. – и осеклась, расплывшись в улыбке.
Отпрыгнувший было зверёк притормозил, приосанился и вскоре продолжил исследование. От ног вдоль стола, потом к холодильнику. Осторожным прыжком на подоконник. С подоконника… ладно, пускай – один раз можно даже на стол.
– Так ты не наелась, – прошептала Тонька, не спуская глаз с любопытствующей мордочки. – Чего же тебе ещё…
Одёрнув платье, женщина осторожно присела напротив и, разбив скорлупу, выковырнула на скатерть немного белка.
Ах, как она ела. Глотала на вдохе. С остервенением, с хриплыми, нервными придыханиями. Хам-хам… с урчаньем, с подрыкиванием. А Тонька подкладывала, пододвигала поближе. И в эту минуту женщина чувствовала, что уже давно не была так близка к абсолютному счастью. Помнится, кто-то шутил, что счастье – это так просто. Ну да, ненасытная киска и бутылка спиртного. А разве нужно что-то ещё?
Вот только Антонина смотрела на кошечку не как на питомца. Даже не как на ребёнка или игрушку. Сейчас она видела свой идеал. Идеальное воплощение, перерождение. Цель, ради которой не жалко и умереть. С самого детства играла с котятами, но почему-то не замечала. А сейчас – вот. Словно прозрела.
И природная гибкость, и лёгкость, и талия. Ешь сколько хочешь – всё равно не поправишься. А даже поправишься
