сумка, высунув язычок-тетрадку. Я потянулся к подушке, набитой какими-то шариками от боли в спине и шее, и принялся мять ее, скручивать пополам, выдавливая внутренности в одну сторону. Глупо тянуть и дальше, пора решать. Зачем я разыгрываю комедию, думая, что-то прикидывая, если давно выбрал путь, еще до всех этих сомнительных мыслей? Знаю, знаю, что обманываюсь, что прикидываюсь для кого-то, кого в комнате нет, – зачем? Я не могу попросту сказать: нет, не пойду, к черту все это дело. Мне необходимо поломаться, ибо тогда приходит мнимое успокоение, призрачное, но все еще нужное.
Я бросаю подушку на матрац и, вздохнув, сам заваливаюсь на него. По комнате проходятся волны напряжения от моего тяжелого тела; Кляча, взвизгнув, спрыгивает на пол и долго, с презрением, смотрит на меня.
– Что, ненавидишь меня? – Кляча как будто улыбается. – Проваливай!
А новый день уже светится, радуется своему наступлению, сияет и будит толпу простаков. Туман уходит вниз, под землю, и никто не успевает увидеть, как он исчезает.
II
Ива проснулся в темной, зашторенной каморке от тикающих звуков, исходящих из стоящего на полке будильника. Он чуть потянулся на кровати, широко развел руки и замер, уставившись в потолок, с трудом вспоминая прошедший сон. В голове медленно всплывали картинки, чувства, переживания. Ему вновь снился монастырь; бесконечные дороги, холмы, через которые он перебирается с палкой и кулёчком за спиной, разливы лугов, сена, дружелюбные попутчики. И каждая дорога вела к монастырю, стоящему на высоком холме, к лесу, устроенному вокруг, как крепость. Когда он впервые увидел сон о монастыре, несколько месяцев назад, ему это показалось забавным: он рассказал эту шутку в кругу друзей, и Гаврила, ведущий себя чудно уже которую неделю, вдруг сказал:
– Иван, ведь это не случайно. Неужели ты не видишь? – Савва рассмеялся и похлопал Гаврилу по спине. – Прекрати! Это… знаковый сон. Он неспроста.
Ива чувствовал сердцем, что слова Гаврилы истинны и что эти сны, являющиеся к нему день за днем, означают путь – его или всего человечества. Долго он думал, предтечьем чего являются мечты о монастыре, или предтечьем чего является он сам. И сны, белые стены, далекий лес… Но мысли оборвались с внезапной пропажей Гаврилы.
Тиканье прекратилось: пора собираться и выходить, иначе придется часами добираться до университета. Ива включил свет и наскоро прибрал комнату, почти пустую, лишь с захламленным столом, где каждой вещи было отведено особенное место. «Уехал ли Савва?» – подумал он и чуть приоткрыл деревянную дверь. В лицо ударили свежие солнечные лучи, белые и голубые. Ива наморщился, одновременно улыбаясь, и потянулся к свету. Савва всегда забывал зашторивать окно с вечера, хотя ненавидел просыпаться утром от солнечных лучей. Днем же он раздражался, когда Ива просил его раздвинуть шторы, и делал это только в сумерки. В углу комнаты
