и исключительность. Смешные люди! Куда вы бежите, что делаете? Безумие…
Желтый, подрагивающий свет аудитории раздражал, дергал нервы; сливаясь с синевой улицы, он превращался в грязно-зеленую навозную лужу, размазанную по серому асфальту. Ива втягивал в себя эти темные цвета и вместе с тем пытался отогнать мрак, застилающий душу. Он смял в кулаке исписанный лист и бросил его в сумку. Тревожно осматриваясь, он думал: «Проверить Савву… Сходить к матери… Прохор…». В мыслях он уже пробегал улицы, открывал подъездную дверь, чтобы вломиться в квартиру и увидеть, как Савва, скучающе глядя на него, фыркнет и скажет: «Ну, вот и наш чижик-пыжик! Интересные лекции, а?». Ива не мог терпеть; казалось, в настоящую минуту, пока он сидит здесь, в потасканной аудитории, где-то страдает Савва и нуждается в нем. «Не нуждается, никогда не нуждался. Лжешь!». Ива знал, что лжет себе, и оттого мучился сильнее. Какое удачное свойство человека, недоступное Иве, – умение солгать самому себе.
Он просидел еще две пары, что шли подряд, все время оглядываясь, точно рассчитывал, будто Савва вдруг окажется позади него. Тьма кружила вокруг и, когда Ива вышел на улицу, заполнила все пространство. На пути ему встретились две девицы, они подмигнули и побежали прочь: Ива узнал в них подружек Саввы, которых он приводил домой.
Скользящие дороги пугали Иву; ему казалось, что из-за угла на него выпрыгнет убийца, а он не сумеет удержаться на ногах и упадет, погибнув так нелепо, с ушибленным задом. Деревья обратились в незнакомцев, поджидающих в переулке с ножами. Ива пробегал улицы, не замечая них, стремясь скорее отрезать болтающуюся ниточку в голове, – Савва, где Савва? Он вбежал в комнату, раскрыл дверь настежь и увидел пустой пол, пустую кровать, пустой стул – Саввы нигде не было. Зачем Ива мчался по дорогам, зная, точно зная, что не обнаружит Савву дома? Неужто приятно чувствовать, как нечто отколупывает крепкую чешую? Уголок за уголком, ранение за ранением. Он вспомнил слова Гаврилы: «Держать в ежовых рукавицах… развратник, если не сдерживать… растлитель… полон греха». Его спокойный, всезнающий образ витал перед глазами Ивы, как обвинение, как напоминание о слабости. Он помнил, как Савва исчез на несколько дней, а вернулся с синими руками, страшными, заплывшими глазами и с жуткой чесоткой. Вдобавок ко всему Савва заразился какой-то гадостью, и Иве пришлось оплачивать ему лечение. Что мог он сделать? Он искал Савву повсюду, заходил в самые опасные, самые неблагополучные районы города, но можно ли отыскать того, кто не хочет быть найденным? Савва прогонял Иву мыслью, не допускал его до себя. Гаврила же был способен подавлять мысль Саввы своей, незаметно, искусно, как великий мастер. Он чувствовал тягу Саввы, знал, куда того влечет..
Ива подождал, пока оклемается, а затем вышел.
«Глупо идти и к Прохору, и к матери. Она может подождать», – решил Ива, перешагивая чуть взятые морозом лужицы. Ива надеялся, что к тому времени, как он придет, Любовь еще не вернется или уже
