кривились ядовитой змеиной усмешкой.
– Я наслышан, сударь, что виршеплетение – не самый сильный из ваших талантов. Но удручаться не стоит, вы определённо делаете успехи. После преизящной рифмы «пардон – афедрон6» ваша нынешняя кармина7 сродни Гомеровой Илиаде.
Кадеты захохотали, Шульц позеленел.
История о том, как дремавший на занятиях изящной словесностью Шульц срифмовал спросонья с «пардоном» это не самое куртуазное слово, давно уже стала кадетским анекдотом.
Получив нагоняй от Радена, Алексей добросовестно отправился развлекать дурнушек, и вечер потёк своим чередом.
Разъезжались за полночь. Отчего-то после балов Алексей всегда чувствовал себя лошадью, что два часа упражнялась под упитанным всадником в полной экипировке – ноги заплетаются, бока в пене и нет сил заржать. И ни единой мысли в голове. Никакая муштра на плацу не давала такого эффекта.
На крыльце задержались, ожидая, пока граф Ростопчин с многочисленным семейством погрузится в экипаж. Сырой ветер бросил в лицо мелкий колючий снег.
Кто-то тронул Алексея за плечо. Обернувшись, он увидел лакея в богатой ливрее.
– Велено передать, – шепнул тот, и в ладони очутился клочок бумаги.
Прежде чем Алексей успел задать хоть один вопрос, слуга бесследно растворился в толпе.
С трудом сдерживая любопытство, Алексей сунул записку за обшлаг рукава. Привычная дорога до Васильевского острова показалась бесконечной, и, едва очутившись в своей комнате, где уже давно спали молодым, здоровым сном однокашники, Алексей дрожащими пальцами зажёг свечу и поднёс к ней записку.
«Завтра. В полночь. Дом на Нижней набережной, против лавки купца Смита. Записку возьмите с собой», – прочёл он в неровном, трепещущем свете, и сердце в который уже раз совершило кульбит и приземлилось не на месте.
Игнатий Чихачов смотрел на него, вытаращив глаза и, похоже, напрочь утратив божественный словесный дар. Поскольку ответа так и не последовало, Алексей нетерпеливо повторил:
– Мне нужно уйти после ужина. Ты же знаешь, как это сделать, чтоб не заловили. Поможешь?
– Ну ты даёшь… – выдохнул, наконец, Игнатий и покрутил коротко стриженной белобрысой головой. – Я бы раньше поверил, что Фриц Тизенгаузен сжёг карты и засел за учебники, нежели что ты́ отправишься в самоволку!
Алексей хмуро смотрел на камрада8.
Игнатий вздохнул.
– Хорошо. Пойдём, как сыграют отбой.
Вниз спустились по верёвке из окна второго этажа. После тапты – сигнала отбоя – выйти во двор можно было только с разрешения дежурного офицера и через главное крыльцо, что Алексею вовсе не улыбалось. Стараясь не пересекать открытое пространство и держаться поближе к стенам, они очутились на задворках. Зло и заливисто забрехал цепной кобель.
– Тише, Жук, не шуми! –
Задний проход (ст. славянский).
Небольшое стихотворное произведение.
Камрад – однополчанин, однокурсник в военном учебном заведении, товарищ по военной службе.
