у темного темника ждет.
Любовался невольно Мамай:
Крест смиренья несут рамена,
Но осанка у князя пряма,
И неспешно ступил он к шатру.
И волос золотая волна
На степном развевалась ветру.
О грядущем мечтами горя,
Взяв ярлык, по опавшей листве
Князь вернулся к концу ноября –
Словно солнце вернул он Москве.
За Христовым же вслед Рождеством,
Умножая Москвы торжество,
По исходе счастливом всех бед,
Князь Василий родился на свет.
Время мира, как радостный вздох,
Пронеслось по Московской Руси.
Софью-дочь дал Димитрию Бог,
И народ о покое просил.
Юрий сын и Мария дитя…
Годы радости мчались, летя.
Но возможен ли в мире покой,
И бывает ли долго – легко?
В Нижнем тысяча встала монгол
Под водительством Сары-аки.
И обычай их груб был и зол,
И жестоки дела и дерзки.
СкОлько тешиться было Орде?
В русских кузнях ковАлся металл.
И отмстить за обиды мурзе
Нижеградцам их князь не мешал.
Но отмстил за послов и Мамай:
Там, где Пьяна петляет и Кишь,
Подымался кровавый туман
И царила безлюдия тишь.
Там царевич прошел Арапша,
Наказуя, рубя и круша.
Стала водною Вожа межой
Для злосчастия русской земли.
Больше крови проливши чужОй,
Мы победе поверить смогли
Наконец. После долгой беды
И тяжелого ига Орды.
Наконец после горестных лет
Нам забрезжил спасения свет.
Пять туменов и Бегич-мурза
Не сломили Москву и Рязань.
И из Полоцка Ольгердов сын,
Князь Андрей стал Москве не чужим.
Стало ясно, что вместе князья
Побеждают, как порознь нельзя.
Годом прежде Василий, Иван
И Димитрий Михайлов Боброк
Победили, где правил Асан,
И Солтан-Махамат не помог.
Обязали Булгар и Казань
Взять даругу и выплатить дань.
Что незыблемой было Ордой,
Становилось имен чередой.
Двадцать ханов безвестных сменя,
Только прежнею славой звеня,
Распадался чудовищный зверь,
Все еще не прощая потерь.
В годы те, что Димитрий мужал,
И светлел и душой и умом,
Сердце приняло тысячу жал,
Горе горькое – княжеский дом.
Снова осенью
