завидев коньячные бокалы, наполненные темно– янтарным напитком. Но, оказывается, мужчина услышал мой вопрос. И ответил мне после того как, уподобившись сомелье, проделал почти весь ритуал дегустации коньяка. «Почти», потому что не стал запивать глоток напитка порцией воды. Зажмурив веки, похожие на скорлупу засохшей фисташки, он впал в откровенную эйфорию. Я даже позавидовал этому немолодому мужчине, тучному, пьющему и, судя по костюму и обуви, небогатому, одинокому и… счастливому! Правда, подозреваю, что счастье месье Ризи было весьма кратковременным, и длилось оно до тех пор, пока полон его бокал.
– Нет. Все, кроме Мишель и Сары, жили в нашем доме не один десяток лет.
– А на каких этажах жили актриса и студентка?
– Мишель – на втором, а пигалица – на четвертом.
– А эти девушки были знакомы друг с другом?
– Не думаю. Во всяком случае, я такого не замечал. – Он глотнул кофе. – Да у каждой из них была своя жизнь… актриса и студентка… Что их могло связывать?
– Пожалуй, вы правы, – я тоже пригубил красивый бокал, похожий на огромный цветок, и глотнул любимый коньяк Наполеона и обычного его соотечественника, а затем спросил: – Но вначале вам показалась, что Сара из богатой семьи? Потом вы не изменили своего мнения? Хотя я так и не понял, чем она вас достала?
– Так в том-то и дело что ничем. Она смотрела на меня, как на ничтожество, высокомерно и надменно, хотя сама одевалась очень просто: обычные джинсы, рубашка, ветровка и бейсболка. Вот я и решил, что так могут смотреть только очень богатые люди, – он вяло пожал плечами, – может, и ошибался. Но когда случилось несчастье с Мишель, я подумал о том, почему Господь забрал красивую и добрую девушку, а эту… ведьму оставил?
Глаза у Паскаля чуть повлажнели. Я боялся, что под действием алкоголя и несостоявшейся любви, мужчина впадет в слезливые откровения о предмете своего давнего вожделения, и поспешил его отвлечь:
– А много у мадемуазель Байю было поклонников, кроме того солидного мужчины?
– На самом деле Мишель не так долго прожила в нашем доме: около года до отъезда в Ниццу и после своего приезда – около двух-трех месяцев.
Таких подробностей не было в его показаниях, и я сделал простой вывод, который был настолько очевиден, что только такой тупица, как я, не мог его сразу заметить:
– Скажите, Паскаль, а вы ведь не все рассказали следователю?
Мужчина внимательно посмотрел на меня почти трезвым и цепким взглядом, скептически спросив:
– А вы бы стали рассказывать полиции то, о чем вас не спрашивают?
– Если это касается смерти человека– да.
– А если не касается?
– Но не вам же об этом судить!
– Меня не спрашивали о каких-либо событиях годичной давности. – Ризи сердито опрокинул в себя оставшийся коньяк, выразительно посмотрев на меня. Его намек мне был понятен, и я заказал официанту еще порцию алкогольного эквивалента
