был самым сильным, куда бы не приходил. Лишь несколько раз мне приходилось отступать.
Конь Зигфрида оступился и он слегка качнулся в седле. Ирина, ехавшая чуть сзади, спросила:
– Зачем тогда было это делать?
– Другого выхода не было. Помнишь, как там, в кирхе, тебя поймали в ловушку? Как легко это вышло? Они были очень сильны и даже когда я объявил себя наследником, все висело на волоске. А вообще сложилось очень удачно. Защитник одолжил мне щит, место тоже подошло (я родился неподалеку) и ты помогла.
– Я?
– Да. Ты ведь молилась, как я и просил.
– Не знаю. Я не умею. И молитв тоже не знаю.
– Это не важно. Слова здесь не главное.
Ирина вспомнила ту ночь, когда Зигфрид, прикрывавший ее щитом, сделал первый шаг вперед, по ледяному камню. О чем она тогда думала? Забыла… Но уж точно не “Отче наш” про себя повторяла.
– Даже если бы я не справился, их добила бы Татарка.
– Ты мог бы и не нападать на них.
– Тогда бы напали они и мне пришлось обороняться. Тебя я защитить в этом случае вряд ли сумел бы.
– Ну я не знаю… Договориться как-то?
Зигфрид обернулся через плечо и воззрился на нее с неподдельным изумлением.
– Со слугами Сатаны не может быть никаких договоров. С ними я буду договариваться только сталью и огнем.
– Как тогда, в сорок первом?
Он отвернулся и довольно долго они ехали молча. Кони почти бесшумно ступали по ковру опавшей листвы и только птицы пели в кронах деревьев.
– Надеюсь, ты не думаешь, что все люди одинаковы? – наконец спросил Зигфрид. – Даю тебе слово, что за всю свою жизнь я не убил никого, кто не стоял против меня с оружием в руках. Никогда я не убивал сдавшихся в плен, не уничтожал мирных жителей и не сжигал их дома, если только это не происходило в бою, когда нет выбора. На последней войне мои солдаты не выполняли приказов об уничтожении евреев и комиссаров. Насильников и мародеров мы расстреливали.
– Ты не мог тогда вообще не приходить?
– Не мог… – он покачал головой. – Ты не понимаешь, что значит присяга для таких, как я. А вот Лесник это знает, поэтому он был так спокоен. Я не мог не выполнить приказ. Все очень просто, Рыжая. Долг есть долг и деваться тут некуда.
– Но что, если страной правит…
– Кто-то вроде Гитлера? Да, тогда все плохо. Приказ останется приказом, а присяга – присягой. Потом на него было организовано покушение, но уже без меня, а я разобрался, кто дергал за ниточки, но было слишком поздно. Там, между мирами, я просил, чтобы когда мое наказание закончится, мне дали возможность отомстить. Бог услышал меня. Вот и твои вещи!
Они остановились на широкой поляне, посреди которой под кучей веток лежало платье Ирины и ее кинжал.
– Ты увидел? – спросила она.
– Да. Такое оружие сложно не заметить.
Он повернул коня и отвернулся, давая ей возможность
