align="center">Лекси, 1978
Слава Богу, Дейзи, пристёгнутая к автокреслу, спала всю дорогу сюда от Инвернесса. Это значит, что вечером её нелегко будет уложить в кровать, но мне лучше уж спокойно проехать последние несколько миль. Я выключаю магнитофон, потому что меня уже тошнит от многочисленных детских песенок и мюзиклов Вест-Энда, которые я неоднократно прослушала за те два дня, что мы ехали в машине. Радио не переключается, так что я остаюсь слушать гудение двигателя и свои собственные мысли, пока извилистая дорога тянет нас на северо-запад.
Чем ближе мы подъезжаем, тем ощутимее становится чувство страха. Я не была здесь уже больше десяти лет. Конечно, мама приезжала ко мне несколько раз, но так редко, что мне порой казалось, будто поход на любую нашумевшую картину был для неё куда более значимым событием, чем выступления единственной дочери. Кажется, я всегда принимала как должное тот факт, что она никуда не денется из нашего маленького домика на побережье Лох-Ю, всегда будет меня ждать, если я захочу вернуться. Но возвращаться мне совершенно точно никогда не хотелось.
И вот я возвращаюсь, потому что у меня нет других вариантов. И уже поздно. Мамы больше нет. Я всё ещё не могу осознать окончательность этих слов. Как я смогу теперь без неё? Мы двое всегда были командой. Мы были друг у друга, и нам больше никто не был нужен. Именно она убедила меня уехать, поступить в театральную школу, помогла собрать чемодан. Я всегда знала, что, хотя мы находились на таком расстоянии друг от друга, она всегда была со мной рядом, когда я выходила на сцену. Но теперь я осталась одна, не считая уже моего собственного ребёнка, которого, как я знаю, за моей спиной будут называть безотцовщиной. Конечно, бывают оскорбления и похуже, и я не сомневаюсь, что они тоже прозвучат.
Злые языки будут болтать в переулках, у церковных ворот. И кто-то обязательно скажет, что история имеет свойство повторяться, и чего вы вообще ждали от девушки, которая родилась вне брака и уехала в большой город, чтобы петь на сцене? Скажут они и то, что голос, правда, у неё был, но что хорошего он ей принёс…
Дейзи вздрагивает и просыпается, когда машина с грохотом налетает на ограждение для прохода скота. Она в ужасе рыдает, обнаружив, что всё ещё пристёгнута к автокреслу, пытается вырваться, но не может, и это приводит к настоящей истерике.
– Тихо, зайка, – говорю я. – Мы уже почти дома. Надо только заехать в магазин и купить кое-что.
Было бы очень соблазнительно проехать через всю деревню, мимо старых ворот, ведущих к давно заброшенному поместью, и вырулить прямо к домику смотрителя, и ещё хотя бы несколько драгоценных последних часов не давать о себе знать. Но мне до смерти хочется чаю и чего-нибудь покрепче. И мне нужна еда на ужин. В доме, пустовавшем несколько месяцев, точно не будет ничего съедобного.
Если уж совсем честно, мысль о том, что придётся открыть дверь, переступить порог и оказаться в зябкой мрачной тишине комнат, которые всегда были полны жизни и света, меня пугает. Поездка по магазинам отсрочит момент,
