Деньги уже на твоём счету, – сказал он и повесил трубку.
Последние слова утонули в рокоте вертолёта. Два человека в камуфляже и с автоматами наизготовку, озираясь, подбежали к Носорогу.
– Где щенки? – выкрикнул первый, оглядываясь кругом.
– Здесь! – прокричал Носорог, протягивая ему цепь.
– А ну встали, шевелись! Я по сто раз повторять не буду! Бегом! Бегом! – рявкнул боец в темноту и натянул цепь.
Из глубины развалин поднялись три худенькие детские фигурки, скованные цепью и наручниками, с мешками на головах, и, нелепо спотыкаясь, на ощупь побрели за ним.
А Носорог так и остался стоять, сжимая в руках войсковой телефон и глядя вслед удаляющемуся вертолёту.
– Ну что за бардак! —он плюнул с досады. – Как же это достало! Сначала твердят: «Дисциплина, порядок, оружие наизготовку!» А потом – раз, и так запросто боевого командира без суда и следствия… Как бешеного пса… За что? За то, что трубку бросил? Так надо было вообще послать, куда подальше… – тяжело вздохнул Носорог.
– Привилегированные… Элита, мать их… Так они и меня завтра прихлопнут. А что? Легко! Что-нибудь ляпну не так, и всё! Прилетит оса, и поминай как звали… Первый раз вижу снайперскую управляемую систему настолько близко. А ребята верно говорили, звук действительно ни на что не похож…
6 В осаде
Первое, что бросалось в глаза на въезде в гетто, – это огромный щит с надписью «Добро пожаловать в Вифлеем». Он был изрешечён пулями настолько сильно, что некоторые буквы невозможно было разобрать. Правый край был почти оторван очередью из крупнокалиберного пулемёта. Дальше, за щитом, начиналась изрытая воронками нейтральная территория. Она заканчивалась там, где стояли многочисленные таблички: «Осторожно – мины!»
Раскуроченная разрывами дорога вела прямо к воротам в резервацию, сожжённым ещё в начале осады. Сразу за ними стоял передовой блокпост, сооружённый из мешков с песком. На дома рядом с воротами было страшно смотреть. Одни были полностью сожжены, а другие пробиты навылет. Все здания в Вифлееме так или иначе пострадали при обстрелах гетто. Следы от пуль и осколков виднелись повсюду. Все окна были заколочены. Казалось, что во всей резервации не осталось ни одного целого стекла.
Медленно сгущались вечерние сумерки, и исхудавшие бойцы коротали время на посту. Под дощатым навесом были сложены тщательно смазанные армейские автоматы, снятые с производства десятилетия назад. Внутри на деревянных ящиках сидели четверо бойцов.
Главным был седовласый суровый дядька с биноклем на груди, явно разменявший пятый десяток. Рядом с ним сидели интеллигентного вида мужчина, чуть моложе его, и совсем зелёный парнишка, которому едва исполнилось пятнадцать. Одеты они были кто во что горазд, но на каждом висел новенький армейский противогаз. Чуть поодаль полулежал молодой плечистый парень, любовно обнимавший огромную снайперскую винтовку.
– А вы знаете, что на том месте, где сейчас стоит памятник «Жертвам дискриминации», раньше стоял
