привела себя в порядок. Села на диван. Села с неестественно выпрямленной спиной. Теперь она походила на тугую натяную струну. Струну, до которой нельзя дотрагиваться и которая не может издать звук, потому что сразу лопнет.
В который раз сама себя поставила перед фактом, что если не быть такой… идеальной, то смысл тогда другой быть. Какой другой? Она не то, чтобы не понимала и не знала, какой другой можно быть, она не хотела принять саму эту мысль. Вся эта работа по самосовершенствованию, саморазвитию, самоконструированию… Кому это надо?
Приняла решение.
«Хватит! Больше не будет этих масок, которые так радуют и умиляют всех. Которые, какую ни надень, так подходят мне и так легко носятся. Зачем мне это всё? Зачем мне эти роли, эти образы, которых я столько перемеряла, но ни один из них по-настоящему который так и не стал моим, не выражает мою сущность. Быть внутри одной, а иметь оболочку и казаться для всех другой… надоело… бесполезно всё… устала…»
Встала. Подошла к раскрытому окну. Глубоко вдохнула свежий воздух, наполненный ароматом цветущих садов. Удивилась, что деревья там, внизу, а аромат поднимается так высоко. Посмотрела на часы. Скоро придут родители…
Встала на подоконник и сделала шаг вперёд.
То завидное упорство и постоянство, с которым мы называем наших детей или близких детскими прозвищами, не желание признать и разглядеть в них уже другого изменившегося человека, наше заблуждение в том, что их проблемы – это прихоть и детские забавы, порой может стать причиной, побудившей сделать их шаг в никуда. Сделать шаг туда, откуда нет возврата.
Пропасть
«Пропасть, в которую ты летишь, – ужасная пропасть, опасная.
Тот, кто в неё падает, никогда не почувствует дна.
Он падает, падает без конца.
Это бывает с людьми, которые в какой-то момент своей жизни
стали искать то, чего им не может дать их привычное окружение.
Вернее, они думали, что в привычном окружении
они ничего для себя найти не могут. И они перестали искать.
Перестали искать, даже не делая попытки что-нибудь найти…».
Джером Д. Сэлинджер
Они переехали жить в город как раз накануне первого сентября. Переехали из небольшой пригородной деревни, в которой уже практически не осталось жителей. Поселились в новом микрорайоне. Планов было громадьё. Радость и предвкушение счастья от того, что «теперь заживём, наконец, по-людски» переполняли всех, и детей, и взрослых.
Их семья была обычной. Семья из четырёх человек. Папа, мама, сын, дочь. В воспитании детей сейчас уже отец участия особого не принимал. Не потому, что не любил их, а потому что не знал, что он может дать своим детям.
Младшая дочь, пока была малышкой, проводила с ним много времени (именно так, она с ним проводила много времени): они гуляли, играли, баловались, смотрели картинки в книжках (читать он не любил, это была мамина
