на все перипетии, я ухитрялась неплохо учиться во всех школах, куда меня забрасывала судьба, и в итоге я смогла поступить в посредственный художественный колледж на Восточном побережье. Колледжу этому было далеко до Лиги плюща, и стипендию там не платили. И все же я твердо решила как можно дальше отойти от жизни моей матери, и пусть для этого мне пришлось отказаться учебы в местном неполном колледже и взвалить на себя студенческий кредит. Я уехала, чтобы получить степень бакалавра искусствоведения. В то время я все еще чувствовала боль от удара, нанесенного мне Стоунхейвеном, так что не слишком сильно задумывалась о том, как сложится моя карьера после колледжа. И конечно же четыре года спустя стало еще хуже. Я вошла в жизнь с разбитым сердцем, будучи заблудившейся недоучкой. Блестящее сияющее Будущее – в толстовке из Принстона, как на обложке буклета летней школы Стэнфорда… все это в итоге оказалось не для меня.
Все это у меня украли Либлинги, и я так и не простила их за это.
Очень долго я надеялась на то, что ошиблась насчет Бенни. Мне так хотелось верить, что он все же не такой, как его семейка, что ему просто нужно напомнить, какой он на самом деле. Какое-то время, после того как мы переехали в Лас-Вегас, я писала ему письма с мыслями об одиночестве, рассказами об унылой новой школе, какими-то маленькими зарисовками. Между строк я добавляла безмолвную мольбу – мне хотелось, чтобы Бенни написал мне, дал знать, что я все еще ему небезразлична. Так миновало несколько месяцев, пока я не нашла в почтовом ящике открытку с фотоснимком эллинга и пирса «Чэмберс». На обратной стороне было всего три слова, написанных неровным, детским почерком: «ПОЖАЛУЙСТА, НЕ НАДО».
Значит, моя мама была права? Значит, мои отношения с Бенни были всего лишь сделкой, неудачной попыткой борьбы за власть между двумя глобально неравными людьми? Неужели я просто жаждала той жизни, которой жил Бенни, и мне хотелось откусить от нее кусочек? А он… неужели он хотел просто добиться власти над другим человеком и жить по примеру своих предков? Может быть, пережитое нами вовсе не было любовью, а это был только секс, одиночество и обладание?
Будь история другой, я бы сберегла мой портрет, нарисованный Бенни, тот, где я выглядела героиней манги. Сберегла бы и с нежностью доставала его в моменты сомнений в себе. Этот рисунок служил бы для меня доказательством, что я все-таки что-то собой представляю. Но в реальности вышло иначе: я нашла ту картинку в камине нашего дома в Тахо перед нашим отъездом из города. Я стояла и смотрела, как края рисунка обугливаются и сворачиваются, как языки пламени лижут мои уверенные в победе глаза и руку, сжимающую меч. И наконец от рисунка Бенни остался только пепел.
В другой истории, где мой прототип был бы добрее и мягче, я бы стала разыскивать Бенни сколько-то лет спустя, и мы бы встретились и стали ближе… и, может быть, воскресили бы нашу дружбу, приведшую к тому, что потом разлучило нас. Но это другая история. Да, я наблюдала за жизнью Либлингов издалека. Я знала, что Джудит Либлинг утонула при столкновении лодок
