Хилари шлепнулась на живот и приспустила стринги бикини. – Ну так потуси с нами летом, я тебе кое-кого получше найду. Что отлично в работе спасателей – легко парня подцепить. – Но какие бы то ни было мысли насчет этого сомнительного плана – стать береговой бездельницей, сделать Хилари новой лучшей подружкой и тусоваться с загорелыми летними парнями, – все это испарилось как дым, когда я к вечеру пришла домой. В ту самую минуту, когда я повернула за угол, к нашему дому, вот что я увидела: материнский хетчбэк, по самые жабры упакованный коробками и огромными мешками для мусора, набитыми вещами. Я подошла к подъездной дорожке, остановилась около машины и уставилась через окошко на заднее сиденье, битком набитое чем попало. Я увидела мои «луноходы», заклеенные скотчем, они прижались к стеклу. И тут я не выдержала. Я расплакалась. Это были отчаянные рыдания. Я плакала о том, как все, что было так чудесно, могло стать так ужасно всего за пару недель.
Через какое-то время из дома вышла мама, подошла ко мне и раскинула руки, чтобы обнять меня:
– Прости, детка, мне так жаль, так жаль.
Я отпрянула от нее и утерла нос тыльной стороной ладони:
– Ты обещала. Ты говорила, что мы останемся здесь, пока я не окончу школу.
У матери был такой вид, словно она тоже вот-вот расплачется.
– Да, да, я так говорила. Но все вышло не так, как я надеялась. – Она стала комкать в руках край рубашки, закатывая и раскатывая ткань. – Дело не в тебе, детка. Ты свою часть договора выполнила. Просто… – Она растерялась.
Ее взгляд заставил меня перестать рыдать.
– Дело в Бенни, да?
В уголках глаз матери набухли слезы, но она не стала ничего отрицать:
– Нина…
– Они тебе позвонили, да? Его родители, Либлинги? Позвонили и сказали, что у нас с Бенни… было? Они тебе сказали, чтобы я не подходила к нему, потому что я недостаточно хороша для их сына, да?
Я смотрела на мать, а она не встречалась со мной взглядом, она только мяла в пальцах край рубашки, а по ее щекам текли черные туши с ресниц ручейки. А я, стоя там и глядя на нее, видела свою жизнь, поместившуюся в несколько коробок, и вдруг поняла: они выгнали нас из города. Для Либлингов мы были всего лишь мусором, мизерной соринкой на их пути к мировому господству, и поэтому мы должны были исчезнуть. Они были богаты, и это у них получилось.
Я гадала, за какие ниточки они потянули, чтобы вынудить нас уехать. Как еще они могли заставить мою мать отказаться от работы, дома, прекрасного будущего для дочери? Они были вооружены до зубов, они угрожали. Это было в духе Либлингов. Мне ведь Бенни так и говорил: «Отец у меня суровый: если сразу не добивается того, чего хочет, будет угрожать тебе до тех пор, пока своего не добьется». Звонок с жалобой в школу – и меня лишили стипендии. Словечко кому следует на работе моей матери, угрозы соседям. Как легко и просто им удалось отнять то немногое, что мы имели. В конце концов, мы для них не имели никакого значения.
Рука матери обвила меня.
– Не плачь, моя
