Волка блестят капли воды, переливаясь радугой. Смеясь, он исчезает в глубине.
Это полусон, здесь нет ни волков, ни акул, никого, кроме нас, и пойманных тонкой удочкой рыбешек. Старый газетчик похитил меня и увез в море, потому что его бесила привычка Волка уходить в сторону от его взгляда в холле, где он, как рыбку из моря, пытался вытянуть из Волка его сущность.
«Почему такие чистые и хорошие девочки попадаются таким стервецам?!»
Совсем недавно в полдневный зной я лежала на кровати и через открытую дверь балкона наблюдала за тем, кто носился за катером на водных лыжах. Это зрелище заворожило меня, я решила без сомнений, что это Волк, и он прекрасен.
Теперь нельзя было даже предположить, что такой фейерверк силы и красоты могла извлечь из себя истасканная сущность Волка.
К завтраку он приготовил для меня дружескую улыбку, ничем безобразнее он не мог угостить меня.
– Не мешало бы погладить, – вскользь бросила ему костюмерша с Мосфильма, сидевшая за соседним столиком.
– Рубашку? – не понял он.
– Лицо, – пояснила она.
Волчью морду не выгладишь утюгом, поэтому после завтрака он проспал целый день, проглотив только ужин.
– Мы идем на шашлыки, – провозгласил его друг. Все недоуменно переглянулись: зачем, идя на шашлыки, так наедаться ужином?
Что денег нет давно у этой стаи, было особенно ясно, когда они терпеливо ожидали на шоссе автобус. Такси было для них королевским экипажем, когда попадалось к вечеру что-то поприличнее.
Тем временем я спокойно слезла с пьедестала кавказского благочестия, но не как в детстве с забора, обдирая коленки. Я слезла аккуратно, можно сказать, элегантно сошла вниз – на песок пляжа, к волнам, к роскошным овощным салатам в столовой, где передаешь ложку из общей салатницы в руки будущему победителю Каннского фестиваля, к внимательным взглядам мужчин.
Теперь я была почти бронзовой, мои скулы отполировали море и солнце, ожил мой дракон на тонких бретельках.
Тут я впервые взглянула советнику МИДа в глаза, и он рассказал о шрамах на своих руках – реликвиях международного конгресса миролюбивых сил. Оставив на время океан враждебной информации в одной из ближневосточных столиц, он прибыл к морю, чтобы подставить свои шрамы родному, не сжигающему ультрафиолету.
Старые актрисы с печальными улыбками прошлого, молодые актрисы с точеными фигурками, обтянутыми белоснежными костюмами, качели полусонного моря, запах сосен и роз, полутьма вечернего бара, шарм московского остроумия, игристого, как шампанское, – так много разного, делающего «совершенно очаровательной» эту страну отдыха, открылось внезапно.
Волк в измятой шкуре продолжал, теперь уже не таясь от меня, даже с некоторым вызовом, таскать податливых овец на свой этаж, отсыпаясь по утрам в клетке, припадая лишь к обеденной пище. Теперь наши столкновения, ставшие неприятными, пугали меня.
Мое
