волен сделать достоянием общественности.
Сравнительно недавно капитан получил через третье лицо письмо от тогдашнего консула в Пуэрто-Кабельо, в котором сообщалось о кончине некоего Маркуса Геандера. Покойный проживал в их административном округе и скончался от поветрия, которое охватило тогда чуть ли не весь земной шар. В завещании содержалась просьба к консульству напечатать извещение о его смерти.
Теперь капитан мог опубликовать завещание своего друга, одинокого и странного человека, который смог проникнуть взором в тайну будущего и одним этим заслужил вечную память потомков.
Завещание голого святого
Дни мои протекают в одиночестве и безмолвии.
Но теперь, когда смерть готовится избавить меня от мук жизни, уста мои, уста человека, узревшего двойное небо – небо вечного космоса и небо вечной любви – не могут более молчать.
Итак, тихим вечером я исписываю эти листки строками, которые можно уподобить лишь тонким и слабым нитям из драгоценного клубка моего жизненного опыта.
Рассказ мой полон неслыханными событиями. Но к тем, кто усомнится в их истинности, я хочу обратить вопрос Пилата: “Что есть истина?”
Маленький жалкий человечек, ты, немощный сочлен крошечного человечества, которое обречено всего какую-нибудь сотню тысячелетий – и это в сравнении с миллионами лет, прожитыми Землей, – цепляться за этот ничтожный (а мнящий себя великим) спутник одного из солнц, коих во вселенной – как капель в океане! Ты, что меньше малого существа в микрокосмосе! Как ты смеешь судить о том, что есть истина?
Все твои знания – не более, чем догадки.
И из этих-то догадок ты строишь карточный домик своего познания. Догадки об истине, подобные размалеванной ширме, – вот то, что предстает твоим несовершенным органам восприятия. Ты видишь лишь картину, нарисованную на ширме, не более.
Поэтому – не тревожься чересчур. Созерцай эту картину. Кое-что в ней все же напоминает истину, которая навеки за нею сокрыта.
Отчетливо вспоминаю, как уже в ранней юности ощутил безотчетное уважение к воле другого человека.
Самым значительным и важным человеком в моей жизни был отец, и я твердо верил, что благодаря его воле может совершиться все что угодно. Стоило ему захотеть, и все препятствия сразу рушились. И я не раз убеждался, что по его воле был выстроен весь мир моего детства.
Мать считала меня упрямым ребенком. Теперь я знаю, что это упрямство было не чем иным, как эмбриональной формой моей собственной воли. Возьму на себя смелость посоветовать всем матерям радоваться упрямству своих сыновей. Благое Небо заботится о том, чтобы наделять этим даром лишь немногих избранных, и оберегает их от тех необычайных последствий обладания сильной волей, которые пришлось испытать мне.
Позднее, когда я уже закончил школу и увлекся изучением большого мира, я стал все лучше понимать значение волевой силы и занялся ее природой научно.
