как бабы, сознание, ни с чего из носа порой кровь прёт. Знаю, давняя ты травница. Парни малороссы, хохлы, а за отечество успели пострадать. Неужели на поправку не пойдут?
– Ладно, батюшко. Гляну. Опосля тебе всё обскажу.
Минуло три дня, Евдокия пришёптывала врачу:
– И днём дежурила, и ночью. Такого с молодью, как у них, не бачила. Правда, внезапно, будто бабёнки, млеют. С бабьём такое не в диковинку, а тут – молодцы. Будто порча какая на них наведена. Дай-ко мне время, травками их попою, наговоры древние почитаю.
– Дуся, так засмеют тебя в палате с наговорами твоими.
– А ты, батюшко-лекарь, вызывай их сюда через два дня, когда я сиделю, в свою лекарскую келью. Ты на четвертушку часа уйдёшь по своим делам хлопотным, а я тут как тут с ними.
– И сколько ж ты с ними будешь так вошкаться?
– Грешно так гутарить, они болезные, кровь солдатушкам надо поправить и голову. Раз двенадцать, не мене, мне надоть с ними наедине потолковать. А уж питьё-то моё они станут принимать в своей семёрочке, как лекарство какое-нить.
– Сговорились, завтра и начинай своё дело. Поставишь молодь на ноги, спирта чистого закатаю тебе в поллитровку. Ребята хорошие, не грубые, уважительные.
В новом семнадцатом году у наших парней дела явно пошли на поправку. Хмелько выправляли бумаги на выписку и предписание, к кому и куда явиться для назначения в часть. Миланюка взял в оборот зазывала из штаба корпуса. Дескать, у Александра за спиной мужская школа да бухгалтерские курсы, какая нелёгкая его на фронт понесёт?
– Офицерская школа. И ты офицер, подпоручик. Да ещё владеешь чешским и польским языками, плюс в венгерском кумекаешь. Уж всяко не в окопах будешь вшей кормить. Давай вот подписывай бумагу, не раздумывай, пока я не передумал, и завтра жду тебя к обеду в штабе. Я как раз буду на месте. Пропуск тебе выпишу.
Так определился новый поворот в жизненной стезе нижнего чина Александра Миланюка. По стране вовсю колесил март 1917 года. Со слов раненых он, конечно, знал об отречении царя Николая второго, что всем теперь заправляет Временное правительство. Но лишь на рынке, покупая себе сало, цибулю и домашнюю колбасу он и узнал все новости из старых и новых губернских газет, в которые базарные торгаши и завернули продукты. Радостно забилось его сердце, когда из засаленной страницы узнал, что летом 1916 года русская армия под командованием генерала Брусилова прорвала австрийский фронт, заняла Луцк и оттеснила противника на линию реки Стоход. А крепкие схватки были как раз под Кременцем, где он со Степаном и оказался волею случая. Знакомые и родные ему названия Почаев и Дубно вновь наши. Противоборство русского и австрийского фронтов сохранялось до середины нынешнего, семнадцатого года, а потому местность вдоль рек Стохода и Стыра была искромсана донельзя. По знакомой ему с отрочества дороге Луцк – Дубно почти все хутора и сёла уничтожены. Как саднило в груди, когда
