тех, кто вчера следил за нами.
– Это братья Шерон.
Кестель нахмурился. Племя гроблинов произошло от смешения горных великанов и кохеаньских гномов. И даже среди этого недоброго народца род Шеронов славился твердолобостью и жестокостью.
А сам Кестель Самран Нетса не славился вообще ничем. Он таскался по городам, нанимался к местной знати махать мечом за деньги, подрабатывал ловчим, наперегонки с такими же охотниками выслеживал и хватал тех, кого приговаривал суд. Однако Кестель всегда избегал арестных ордеров из Арголана, хоть там их выдавали больше всего. Слишком уж много в Арголане было магии, а ее Кестель не терпел.
Хотя, пусть он и не терпел, и убегал от нее всю жизнь – по-настоящему ведь от нее не убежать. Она – часть природы, как огонь и ветер. А от них не скроешься. Рано или поздно в твою жизнь приходит серый человек, выглядящий древним немытым старцем, смердящий, как древний немытый старец, и страшно болтливый. И ты почему-то веришь болтуну и выпиваешь его яд. А старец берет в руку твою жизнь, и в руке его будто течет по жилам вместо крови мерзлая ртуть. Вот тогда и понимаешь раз и навсегда, что не убежал, и все изменилось. Изменилось и…
Кестель замер.
Кто-то смотрел на них. Кестель хорошо знал, отчего вдруг тéла будто касается теплый ветер. Шимскар на груди ощутил магию, нагрелся. Кестель грубо потянул Алию за собой в сторону ближайшего дерева, задрал ей руки и привязал к толстому суку, мешок бросил чуть поодаль.
– Попробуешь удрать – переломаю коленки, – предупредил он.
Она чуть не зашипела от ярости, но Кестель уже не смотрел на нее. С земли поднялась высокая человекоподобная тварь, с головой, дергающейся будто кожаный мяч под ногами игроков. Тварь шла неровно, колыхалась, словно ее тело не имело костей. В ладонях, выглядящих будто перчатки из человеческой кожи, тварь сжимала грязные кинжалы.
Кестель сплюнул, преградил дорогу паяцу и, превозмогая оцепенелость в руках, вытянул из ножен меч. Вот такого колдовского дерьма Кестель не терпел более всего.
Паяц повернулся к Алие. Из дыр, прорезанных в препарированной человеческой голове, глядели намалеванные на куске дерева глаза.
– Уходи, – угрюмо посоветовал Кестель. – Тебе ее не заполучить.
Алия дернулась и выругалась. Паяц обратил к Кестелю растянутое в жуткой ухмылке лицо. Наверняка человек, которому когда-то принадлежало это лицо, просил о смерти и обрадовался ей.
– Не хочу ее, – по-крысьи пропищал жуткий паяц. – Хочу тебя.
Бомол знал язык птиц. Ночные птицы пели о том, что по лесу идет женщина, выдающая себя за другую. Потом они пели о том, как женщина и мужчина, который ее схватил, зашли в дом, бывший, в сущности, колодцем. А назавтра ветер понес песню о том, что мужчина обманул колодец, вскоре пойдет дождь, а птицы совершенно счастливы, но голодны.
Бомол затаился и пошел за Нетсой, когда пара двинулась к городу. Бомол был заядлым коллекционером и знал о Кестеле такое, что бросало в дрожь.
