вставай песни пой! Я тут, понимаешь его оживляю, с ног сбилась, а он спит! Одернула Силу свою ведьма: «Ну-ка! Развоевалась! Хороший он, нравится мне. Да и тебе, не вредничай». Улеглась Сила темная, успокоилась – согласилась, видимо. И ведьма успокоилась тут же. Поцеловала в щеку поэта, запах его живой втянула – вкусно. Но есть не хочется: нюхать – да, сколько угодно, есть – нет. Села на скамеечку подле и стала ждать, когда проснется. Любоваться.
А поэт не ушел никуда. И стихи, и песни остались. И не только…
Кикимора
Три друга было у кикиморы Бажены – лягушка Клавдия, леший Ермолай и Ко.
Ну, с Клавдией все понятно: лягушка – и в Африке лягушка. Очень любила она свой язык, хвалилась всегда им: какой он длинный, липкий и ваще. «По три комара за раз!» – горячилась подчас. Бажена в такие минуты посмеивалась про себя: «За раз, ага! За неделю если!» Не умела Клава ловить мошкару языком, хоть ты тресни. Камнями ее сбивала. В этом хороша была, эт да. Вот такая лягуха.
Леший Ермолай справным лесовиком был, но излишне мечтательным. Сядет, бывало, на небо смотреть. Уже и белка в ухе гнездо свила, а он все сидит.
Самым странным другом была Ко. Существо без определенной природой классификации – всклоченное, взбалмошное, с глазами навыкате и вечным надрывом в существовании.
Вот и сейчас: пока Клавдия отвлеклась, очищая веточки со своего языка (опять промазала по комару), а Ермолай замлел, увидев бабочку, Ко уже прыгала вокруг Бажены, дёргала её и с азартом верещала:
– Пришёл! Страшный! Глаза – во! Руки – во! Что делать?! Что делать?!
Оглянулась Бажена – действительно пришел, Кощеюшка.
– Ну что, – говорит, – Бажена? Надумала? Я мужчина справный. Все есть – почёт, уважение. Злато есть. Смерти, только нет, ха-ха!
– Знаем мы, где твоя смерть, – сказала Бажена и покосилась с намёком.
– Но-но, не шути так, – сказал Кощеюшка, но на всякий случай отодвинулся. – Ты думать – думай, да не тяни. Не пойдёшь лаской, возьму таской! – крутанулся на месте и исчез, чёрной пылью осыпавшись. Телепортировался, стало быть, к себе в царство подземное.
Надо сказать, сколько себя Бажена помнила – есть она, болото её и Кощеюшка, чтоб его! С предложениями своими, только отвращение вызывающими. Да и был уже у неё друг сердца, куда там Кощею – Горыня, водяной исконный. Встречались, миловались. Обитал миленок в озере лесном, что средь болот находилось. Но и Кощеюшка не отставал, грозил да не шутил похоже. Чувствовала Бажена силу его лютую, черную. Боялась.
Знала, живёт на краю болота бабка мудрая. Собиралась за советом к ней сходить, да все откладывала за делами суетными. Не кончались дела никак. Только прошло оцепенение от присутствия Кощея, а Ко уже опять надрывается:
– Баженушка! Путник! Путник! Заморочить бы! Это ж болото! Чтоб не шлялись тут!
В общем-то, верно. Как говорят – не зная броду, не суйся в воду. А не умеешь разморачиваться, неча и заморачиваться.
