чтобы все это выветрилось, а если я буду одна, то обязательно во что-нибудь врежусь. Или в кого-нибудь.
– Я пойду с тобой, – предложил я.
Прошла секунда.
– Спасибо, – сказала она. – Мне будет приятно.
– Нужно заглянуть в комнату, попрощаться.
– Нет. – Она взяла меня за руку. – Давай уйдем по-французски.
– Как это?
– Это когда уходишь, не сказав «до свидания».
– Впервые слышу.
Уйти по-французски; ни тебе «спасибо, что пригласили», никаких «я чудесно провел время». Просто уходишь невозмутимо и надменно. Интересно, получится ли у меня?
25. Мистер Джонс
В день отъезда мы проснулись в пять тридцать утра и нежно попрощались с Мистером Джонсом, за которым теперь будут приглядывать наши соседи Стеф и Марк в течение целого месяца, пока будет длиться Большое турне. Нас всегда удивляло, как сильно мы скучаем по Мистеру Джонсу. Даже по собачьим меркам он абсолютный идиот – вечно наталкивается на деревья, падает в канавы, поедает нарциссы. Конни называет это «чувством юмора». Швырнешь Мистеру Джонсу палку, а он, скорее всего, вернется с парой выброшенных трусов. К тому же он мощно газует, устраивая нам настоящие газовые атаки. Но он дурашлеп, верный и ласковый пес, и Конни очень к нему привязана.
– Пока, дружище, мы пришлем тебе открытку, – ворковала она, уткнувшись ему в шею.
– Не думаю, что есть смысл посылать ему открытку, – сказал я. – Он ее сразу слопает.
Конни глубоко вздохнула:
– На самом деле я не собиралась посылать ему открытку.
– Да-да, я догадался.
Мы сознательно делали вид, что не понимаем шутки друг друга, с тех пор как Конни объявила о своем уходе. Ее заявление стало фоном всего, что мы делали, пусть даже и безобидным. Даже прощание с Мистером Джонсом таило вопрос: кому он достанется?
Затем мы разбудили Алби, для которого подъем до восьми утра означал нарушение прав человека, после чего взяли такси до Рединга и втиснулись в поезд до Паддингтона; Алби всю дорогу спал или притворялся, что спит.
Несмотря на все мои благие намерения, мы поругались накануне вечером, на этот раз по поводу акустической гитары, которую Алби захотел таскать с собой по всей Европе – абсурдный и непрактичный поступок, как я думал, выпендреж; ссора сопровождалась обычным топаньем по лестнице, знакомым вздохом Конни и ее знаменитым покачиванием головой.
– Я боюсь, что он собрался петь на улицах, – сказал я.
– Так пусть поет! Есть более страшные вещи, на которые способен семнадцатилетний подросток.
– Это меня тоже беспокоит.
Но, видимо, гитара оказалась такой же необходимой, как паспорт. Не стоит говорить, что именно я пропихивал футляр через турникет на железнодорожном терминале, волок его через контроль, заталкивал в неимоверно тесное багажное отделение вагона, после чего мы заняли наши места и мне пришлось вытирать салфетками горячий кофе, пролившийся на руку. Любое путешествие
