Если ему понравится, значит нам придется позволить ему испытать свои силы. Почему ты всегда должен растаптывать его мечты?
– Я ничего не имею против его мечтаний, лишь бы они были достижимы.
– Но если они достижимы, то это не мечты!
– Вот почему это пустая трата времени! – воскликнул я. – Проблема в том, что если изначально разрешать людям делать все, что они хотят, то это объективно и фактически неверно. Так у нас весь мир состоял бы из одних балерин и поп-звезд.
– Но он не хочет быть поп-звездой, он хочет делать фотографии.
– Все-таки я остаюсь при своем мнении. Это неправда, что можно чего-то достичь просто потому, что любишь свое занятие, – неправда, и все. Жизнь диктует свои ограничения, и чем скорее он примет этот факт, тем лучше будет для него самого!
В общем, именно так я и выразился. Я верил, что пекусь об интересах сына. Поэтому вступил в полемику. Я хотел, чтобы он владел надежной профессией, прожил хорошую жизнь. Прислушиваясь в своей комнате, он наверняка уловил все мои слова, но не понял, что мною двигало.
Тем не менее в этом споре я проиграл. Перейдя на резкости и категоричные заявления, я тем не менее удивился, обнаружив, что Конни замерла, прижимая запястье ко лбу.
– Когда это началось, Дуглас? – спросила она. – С каких пор ты сбрасываешь со счетов страсть?
29. «Мир чудес»
– Итак, почему ты стал ученым?
– Потому что я никогда не хотел стать никем другим.
– Но почему… Прости, я забыла, что ты изучаешь?..
– Биохимию, я писал по ней докторскую. Буквально химия жизни. Мне захотелось узнать, как мы работаем. Не только мы – все живые существа.
– Сколько тебе тогда было?
– Одиннадцать-двенадцать.
– А я хотела стать парикмахером, – рассмеялась Конни.
– Ну а моя мама была учителем биологии, отец занимался врачебной практикой, так что все это витало в воздухе.
– Но ты не захотел стать врачом?
– Я думал об этом, но не был уверен в своем врачебном такте, а огромное преимущество биохимии перед медициной, как говаривал мой отец, в том, что никто не просит тебя заглянуть к нему в задницу.
Конни рассмеялась, что доставило мне удовольствие. Шоссе в Клэпхеме поздно ночью не самый живописный маршрут, а после часа ночи даже своего рода опасный, но мне нравилось с ней болтать или говорить самому, поскольку она была, по собственному ее выражению, «чересчур под кайфом» и могла только слушать. Ночь выдалась на редкость холодная, и Конни припала к моей руке – наверное, чтобы согреться, решил я. Туфли на высоком каблуке она сменила на неуклюжие кроссовки и надела чудесное старомодное черное пальто с каким-то пушистым воротником, и я почувствовал себя чрезвычайно гордым, сильным и, как ни странно, неуязвимым, когда мы шли мимо пьяниц и хулиганов, чисто мужских или
