в сущности, именно о том, что русская нация как единое целое, как организм, имела место быть в течение столетий и обеспечивала самим фактом своего существования успешное развитие и бытие всей России как Русского государства. Что и требовалось (на мой взгляд) доказать.
Если бы Соловей поставил на этом смысловую точку, мне бы и в голову не пришло браться за критическое перо. Почему, зачем он все свои книги в целом посвятил выдвижению и отстаиванию прямо противоположных тезисов, прямо противоположной концепции?! Загадка, воистину.
Но и это еще не все. Предваряя собственные (и Сергеева) сугубые ламентации по поводу ужасов крепостного угнетения русских русскими и нерусскими в нашей стране, и даже противореча им весьма радикально, Соловей взвешенно отмечает, ссылаясь при этом, что отрадно, на отечественный источник:
«Л. В. Милов обнаружил в крепостничестве не только жестокую форму эксплуатации, но и систему выживания российского общества в неблагоприятных условиях жизни. Крепостничество – беда и позор русской жизни – в то же время являлось функциональным институтом, сочетавшим интересы крестьянства, знати и российского государства в целях выживания общества и государства. Не будь у всех этих сторон, в первую очередь у крестьянства, глубинного, интуитивного ощущения общей заинтересованности, то вряд ли такой жестокий (хотя исторически необходимый) институт отечественного бытия мог состояться и функционировать. С точки зрения крестьянства, его моральное оправдание составляла идея служения всех слоев и классов российского общества: тягла не мог избежать ни мужик, ни дворянин – всяк служил на своем месте»42.
Опять-таки совершенно верно! И опять-таки в корне противоречит по смыслу всей книге (книгам) Соловья в целом! А заодно и Сергеева. Уму непостижимый парадокс!
Наконец, Соловей создает специальный текст, призванный разъяснить усомнившимся его «радикально иную» позицию:
«Фиксируя раскол власти и общества, имперского государства и русского народа, я не склонен его абсолютизировать. У русской истории была и другая сторона. За расколом обнаруживается глубинное единство той же власти и того же народа, их конструктивное и успешное взаимодействие. В этом-то и состояла диалектика русской истории – в странном, внешне нерациональном сочетании раскола и взаимодействия. Россия вибрировала от социального и политического напряжения между двумя этими полюсами, но ее не только не разорвало, а наоборот, она поступательно и успешно развивалась в течение сотен лет. Между тем как (повторю еще раз эту мысль) отстраненно-абстрактный взгляд на отечественную историю однозначно свидетельствует: по всем объективным условиям наша страна не имела шансов стать одним из ведущих государств современного ей мира, ее вообще не должно было возникнуть. И если она состоялась и оставалась, вплоть до последнего времени, успешной страной, значит, этому существует
Соловей В. Д. Русская история: новое прочтение… – С. 118—119.
