una fantasia на тему эксплуатации
По ходу чтения у меня сложилось представление о непреклонном предубеждении авторов против такого естественно-исторического феномена, как эксплуатация человека человеком. Несмотря на признание его «исторически необходимым». Как всякое предубеждение, оно ничем, кроме скрытых сознательных установок и бессознательных табу не мотивировано. Чувствуется, что авторы не только никогда сами никого не эксплуатировали, но и не представляют, как и зачем это делается в мире последние лет этак тысяч семь. Они не бывали в шкуре рабовладельца, помещика, плантатора, кулака или владельца фабрики, и даже мысленно не примеряли эту шкуру на себя. (Недаром Сергеев любит подчеркнуть наличие у него крестьянских корней.) Что заметно обедняет их исследование в методике и выводах. Практически всегда, как только речь касается сюжетов, связанных с темой эксплуатации, авторы не обнаруживают взвешенного, диалектического подхода, уходят в сторону от глубокого понимания сути дела. Что влечет за собой вольное и невольное искажение исторических реалий.
Вот несколько особенно кричащих примеров.
Соловей: «Это явление – намеренное отчуждение от русскости – хорошо объясняется теорией социальной идентификации. Чтобы эксплуатировать русский народ, элите надо было порвать с ним культурно и экзистенциально; имперская власть в России должна была приобрести нерусский и даже антирусский облик»45.
Преувеличение слишком велико, чтобы не броситься в глаза. Во-первых, отлично эксплуатировали и до Петра, бытуя вполне по-народному и нисколько не смущаясь и не комплексуя. Да и после – подавляющее большинство русских дворян продолжало жить по своим деревням вполне по русским свычаям и обычаям, что отнюдь не мешало гонять крестьян на барщину и брать с них оброк, а посессионных работяг гробить на рудниках и мануфактурах. Во-вторых, уж как советская-то власть эксплуатировала! (О чем сам Соловей пишет великолепно.) Но притом с конца 1930-х и вплоть до конца 1980-х годов исполнители-проводники эксплуатационной политики были почти сплошь своей национальности, плоть от плоти народа своего, обликом в том числе. Грузины в Грузии, украинцы на Украине, узбеки в Узбекистане, туркмены в Туркмении, русские в РСФСР…
Никак не убеждают и другие пассажи на ту же тему: «Со времени петровских реформ этническое отчуждение от управляемого большинства составляло сознательную стратегию российского правящего сословия. Имперская элита идентифицировала себя с иностранцами и стремилась выглядеть как иностранцы, что стимулировалось большой долей нерусских в ее рядах»46.
Возражения лежат на ладони.
Во-первых, к внешней вестернизации русская элита не сама стремилась, а ее принуждал к тому грубой силой Петр Первый: рубил бороды, резал ферязи и кафтаны, заставлял курить, посещать ассамблеи и пр. Уж это-то
Соловей В. Д. Кровь и почва… – С. 126—127.
Там же.
