причины значимы, а их ранг способно установить только время.
Так что не приходится удивляться вполне ожидаемому тезису насчет глубокого внутреннего соответствия большевизма «русской душе», «русской ментальности», «русской этничности» (нужное подчеркнуть). Нельзя сказать, что такой причины не могло быть или не было вообще: вопрос только в том, какой ранг мы ей присвоим. Соловей склонен ставить ее на первое место, но тут я с ним согласиться не могу.
Данный тезис Соловья может убедить лишь тех, кто не знает или забыл, что большевики, дабы утвердиться на русском троне, вовсю использовали оголтелую ложь, ловкую спекуляцию на мечтах и надеждах, да и на архетипах народа, наглую бешеную пропаганду, не менее наглую мимикрию (этнически чуждые выдавали себя за социально близких), несбыточные обещания и лозунги, в том числе украденные у других партий, которые никто и не собирался выполнять. Еврейские «волки», возглавлявшие все без исключения левые партии России, предстали поначалу в «овечьей шкуре» – а обманутые русские «бараны» проголосовали за них на выборах в Учредительное собрание, после чего страна покатилась в красную пропасть.
Отрезвление к русской массе пришло довольно быстро и выразилось в Кронштадтском мятеже, в Тамбовском и других крестьянских восстаниях по всей стране, в тотальном саботаже русской интеллигенции, в рабочих забастовках, в корниловском «Ледяном походе» и т. д. И тогда большевиками был пущен в ход их главный аргумент, ultima ratio – насилие, самое страшное, кровавое и масштабное в русской истории по жестокости, тотальности и длительности. Растянувшееся как минимум на двадцать лет. Которое без всякой натяжки можно приравнять к одной огромной общенациональной казни, этноциду и геноциду русских. Как заметил еще Бердяев, историческую Россию большевики убили. А ее биосоциальную элиту, как окончательно выяснилось уже после Бердяева, практически полностью сжили со свету.
В трактовке Соловья должно выходить, что перед нами – русский автогеноцид и национальное самоубийство во имя торжества русских национальных архетипов. В чем я позволю себе усомниться.
* * *
Оправдание большевиков. Вполне сознавая, что из триумфа Ленина и Кº «вовсе не следует, что большевики действовали в интересах русского народа и работали на его благо», Соловей не устает ими восхищаться, уверяя нас, что «им удалось оседлать и возглавить мощный русский (этнический в своей глубинном истоке, но проецировавшийся в социально-политическую сферу) протест против культурно и этнически чуждой русским власти, имперской элиты и, тем самым, против воплощавшейся ими империи»62.
Это, по сути, все тот же главный тезис автора, только в другой, этнической проекции. В чем, собственно, и состоит пресловутое «новое прочтение» нашей истории.
Откуда Соловей взял, что «мощный русский протест» был в своем «глубинном истоке» этническим?
Там же. Этот основополагающий вывод дословно переходит у Соловья из книги в книгу: «Кровь и почва…», с. 137, «Несостоявшаяся революция…», с. 170.
