и провозгласил:
– Значит, так. Назначаю тебя петухом. Место определяю у параши. Срок у тебя маленький, загнуться не успеешь.
– Петухом… – протянул кто-то в толпе шпаны. – Об его мослы весь инструмент поломаешь.
– Откормим, – отрезал пахан и размахнулся, чтобы от души вмазать по физиономии жертвы. Просто так, для науки.
– Стоять! – «командным» голосом, в котором даже в метель отчётливо разбирала каждое слово выстроенная на плацу дивизия, рявкнул Марков и двинулся на вражескую половину барака. Нервы наконец не выдержали. За ним, поводя широченными плечами, как бы разминаясь, шагнул Лось. Уголовники недовольно заворчали, как псы, у которых отбирают недогрызенный мосол.
– Слушаю, ваше благородие, – издевательски поклонился Куцый.
– Хочешь новый анекдот? – спросил Сергей.
– Ну.
– Приводят в камеру к таким, как вы, мужика. Не то тракториста, не то какого ещё пахаря. В лаптях, с узелком. Деревня. Босота на него смотрит. Мужик говорит вежливо, мол, здравствуйте, господа душегубы. Вы, небось, мне сразу кличку дадите. Главарь, такой, вроде тебя, отвечает: «Ага. Петух твоя кличка».
– Небось, место мне определите, – продолжает пахарь.
– У параши, – показывает смотрящий.
Мужик сел, куда разрешили, спрашивает: «Можно, я поклюю, чего Бог послал».
– Ну, поклюй.
Новенький узелок развязал, сало с хлебом жуёт. Пахан интересуется: «И что же, петух, ты дальше делать будешь?»
– А вот сейчас доем, и вас, курей, … топтать буду.
Марков сделал паузу после заключительных слов. Кто-то из блатных нервно хихикнул. Остальные молчали.
– И что ты, служивый, этим анекдотом сказать хотел? – медленно процедил Куцый.
– Отстань от человека, – вполголоса проговорил Сергей. – Даже по вашим законам просто так никого «петухом» назначить нельзя. А он не ваш…
– Почему? Раз он не ваш, значит – наш.
– Пока он ничейный. По какой статье вас приговорили? – повернулся к математику Марков.
– Никто меня не приговаривал. Пять лет через особое совещание.
– Литеры какие?
– Буквы у меня – «АА»…
Это означало – «Антисоветская агитация». На «А» было ещё и «АД» – «Антисоветская деятельность». Это уже похуже, но мягче «Контрреволюционной». С фантазией люди в НКВД, или где повыше, трудились.
– Вот видишь, – сказал Куцему комкор. – Статья политическая. Значит, наш.
– Опять нарываешься, солдатик, – ощерился вор. – Ну, не обижайся! – Резко повернувшись к блатным, он истерично заорал неожиданно пронзительным, визгливым голосом: – Братва, он нас опустил! Все слышали, что как курей нас всех вы… вытопчет! Такой базар не прощают. Бей его, братва!
За спиной
