профессионалы тюремного дела считали садистом. Он, наверное, и «на воле» такой был, но понижение сразу на четыре звания, из старших майоров в лейтенанты[1], его особо озлобило.
– По нарам все! – истерически заорал он и бросился вперёд, расталкивая и уголовников и политических. Локтём крепко врезал по зубам подвернувшемуся на пути Куцему. Как белый медведь зазевавшуюся нерпу, он выдернул из толпы за ворот «интеллигента» и швырнул его в сторону двери. Силы у него было – дай бог каждому. Там «математика» сразу окружили, закрыли собой «корпусной» с «выводными».
– Слава богу, живой, сука, – прорычал Успенский, вытирая пот со лба, и, обернувшись к зэкам, скомандовал: – Всем на места. И сидеть тихо. Малейшая буза – урою всех. Никто ничего не видел, ничего не слышал!
Если начальник культурной части обещал, что «уроет» (любимое словечко), то обещание сдерживал всегда. «Урою» могло обозначать всё, что угодно, от двух недель в неотапливаемом «Блоке усиленного режима» до «вышки». Чтобы на самом деле расстреливали, свидетелей не было, но люди из зоны исчезали бесследно.
Успенский махнул рукой. Очкарика вывели.
НачКВЧ уткнулся взглядом в Маркова.
– Кто первый начал?
Сергей промолчал, не отводя глаз.
– Молчи, молчи, только носом не сопи, а то нарвёшься. Ты у нас христосик, за слабых заступаешься. Ну, сегодня счастлив твой бог, Марков, – проговорил Успенский. – Сегодня. А вообще будешь бузу затевать… – хотел повторить свою стандартную угрозу, да отчего-то передумал.
Повернулся к Куцему и хлёстко ударил обратной стороной ладони по губам. Не сильно больно, но зверски обидно. Особенно – на глазах кодлы. Наедине, в кабинете – другое дело.
– Ещё раз без позволения попрёшь, куда не просят, – урою! – здесь слово было сказано.
Успенский повернулся и, поскрипывая сапогами – сапоги всегда носил фасонные, и по улице в них ходил, хоть какой мороз, – вышел из барака.
Марков постоял ещё с полминуты, обводя глазами уголовников, остановился взглядом на пахане.
– Усёк, падла?
Повернулся к Лосю.
– Володя, найди мел, проведи вот тут черту, – он указал на то место, где стоял. – Кто перейдёт без спроса – пусть не обижается.
Повернулся и пошёл к своей шконке.
– Ну, подожди, сука, – почти бесшумно прошипел Куцубин. – Ох и сочтёмся…
Авторитет его сегодня пошатнулся очень сильно, и надо было срочно что-то придумать.
Двое воров подошли к так и валявшемуся на полу Косому.
– Живой?
– Да чуток живой.
– Бери. До больнички понесём, чего в бараке подыхать…
С полки одного
В системе НКВД и Госбезопасности система персональных званий отличалась от армейской. Так, «старший майор госбезопасности» носил те же два ромба, что и комдив, а «лейтенант ГБ» – одну «шпалу», как капитан или старший политрук.
