тебя.
– Да я уже понял, что погорячился.
Мы смеёмся, и атмосфера разряжается.
В ресторане Настька окончательно приходит в себя. Забыв о смущении и неловкости, щебечет, как птичка, набрасывая план, куда мы обязательно должны сходить, что попробовать и заценить.
От глинтвейна у неё раскраснелись щёки, глаза горят счастливым блеском, а с губ не сходит довольная улыбка. Глядя на неё такую, на душе становиться тепло и спокойно.
– Серёж, тебе вообще интересно, а то у меня ощущение, что ты даже не слушаешь? – спрашивает она, когда нам приносят десерт.
– Слушаю, Настюш. Просто залюбовался тобой, – погладив ее по щеке, заверяю с усмешкой. Настька, застеснявшись, опускает взгляд. Смешная такая, все еще смущается. Беру ее за руку и, поцеловав, шепчу. – Все интересно, маленькая, продолжай, я толком ничего и не видел, так что не ошибешься.
– Как? Вообще -вообще?
– Ну, в шестнадцать, когда был на соревнованиях, прогулялся по главным достопримечательностям. Впечатлился тогда настолько, что даже думал переехать жить, но в итоге все закрутилось иначе…
– Ты будто жалеешь, – словно почувствовав мою ностальгию, замечает она.
– Да не то, чтобы… Просто тот путь был бы гораздо легче, – признаюсь с невеселым смешком.
– Ты из-за сына ушел из спорта? – все поняв, осторожно уточняет она.
По привычке хочу отмахнуться, перевести тему, но почему -то, встретившись с ее взволнованным взглядом, киваю.
– Не хочешь рассказать? – предлагает она тихо.
– А зачем, Настюш? Все равно уже ничего не изменишь. Да и как-то от разговоров легче не становится. Во всяком случае не тогда, когда хоронишь детей.
– Ты прав. Прости, что лезу, просто… Возможно, если бы я знала о твоем прошлом, лучше бы понимала тебя.
Что сказать? Попала, куда надо. Понимание – это, пожалуй, заветная мечта каждого женатого мужика. Мало, какая баба догадывается, но главной женщиной в жизни мужчины становится вовсе не та, что родила ему детей и даже не та, которую он любит.
Главная женщина в его жизни – та, которая его понимает. Но, чтобы понимать, надо слушать. Бабы же, в большинстве своём, слушать не умеют. Они умеют только говорить или слышать то, что им хочется. Поэтому многие мужики держат все в себе, ибо смысла что-то рассказывать нет никакого. Я тоже не привык трепаться, но с Настькой почему-то есть ощущение чего – то особенного.
Однако настроение и обстановка не особо располагают к откровениям, так что решаю повременить.
– Потом, Настюш, расскажу. Давай, уже доедим десерт и пойдём, а то я в самолёте насиделся, потом на встрече. Надо размяться.
Настька, улыбнувшись, кивает и принимается за десерт. Правда, съев ложку, морщится и быстро запивает водой.
– Что такое? – нахмурившись, смотрю, как ее передергивает.
– Там грецкий орех, – капризно надув губы, отставляет она креманку,
