бы перенести беседу с остальными свидетелями на завтра, но к утру информация, которой обладают свидетели, примет несколько иную форму, по-другому представятся многие события и детали, а что-то вылетит из памяти и будет навсегда утрачено. Вне всякого сомнения, каждого из них придется опросить еще, и возможно, не один раз, но ничего нет ценнее, чем эта свежая память и данные, еще не разложенные самим свидетелем по выгодным ему полочкам. Сергеев наконец встал и собрал бумаги:
– Вот что, майор… Я к себе в контору. Заканчивай здесь сам, – с этими словами он повернулся и вышел.
«Молодец, – подумал Зубов, – это он хорошо придумал – заканчивай, майор, здесь! Сам, небось, жрать пошел. А зачем жрать оперу? Оперу жрать не надо».
Не успел он подумать об этом, как дверь кабинета открылась, и на пороге появилась Анна. В руках она держала поднос с двумя тарелками и чашкой кофе, источавшего острый аромат кардамона.
– Я подумала, вы проголодались, – улыбнулась Анна. Казалось, она успела прийти в себя после допроса, и была спокойна и приветлива.
– Ого! – присвистнул майор. – Нечасто нас так встречают на месте преступления.
На одной тарелке лежала внушительная отбивная. На другой – кусок слоеного торта. Анна поставила поднос на стол, аккуратно сдвинула все бумаги в сторону и деликатно вышла.
Через четверть часа, закончив трапезу и не оставив на тарелках ничего, кроме горки крошек, Зубов взял поднос и вышел в холл, где столкнулся с Глинским, с увесистым пакетом из Макдоналдса в руках.
– Я опоздал! – искренне огорчился капитан. – Хотел устроить сюрприз…
– Ешь сам, – усмехнулся Зубов, – меня тут обслужили по пятизвездочному разряду.
– И что, съем за милую душу, я голоден, как собака.
– Тогда катись не кухню, – поморщился майор, – я сейчас хочу побеседовать с Астаховой, и твоя жующая физиономия мне ни к чему. Ты виделся с матерью Стрельниковой?
– Да, но она ничего определенного не сказала по поводу креста. Она не живет с дочерью уже больше года. Правда, по поводу ее образа жизни – замялась.
– Что значит – замялась?
– То и значит. Бубнила, что дочь найти работу не могла, везде конкуренция и тэ дэ и тэ пэ. Когда же я напрямую спросил, чем ее крошка занималась – стала краснеть и заливаться слезами.
– Ну да, ну да, – кивнул Зубов, – со вскрытием что?
– Много чего. У тебя как с пищеварением?
– Хватит дурака валять, – оборвал его Зубов. – Ладно, пойдем в кабинет. Успеешь закусить, излагая самое главное.
– А как же Астахова?
– Подождет, – буркнул майор, – тоже мне – принцесса…
Оставив поднос на кухне, они вернулись в кабинет. Виктор развернул пакет и впился зубами в еще теплый гамбургер. Все остальное он говорил с набитым ртом, рискуя подавиться.
– Шенберг, как и ты, полагает, что убийца бросил ее живой. Смерть наступила от обильной кровопотери. Множественные порезы на груди, шее, спине, бедрах.
– Смотри,
