сынок, и послушай меня. Раз уж ты оптион, тебе нужно чем-нибудь этаким заниматься. Для начала я хочу поручить тебе помочь Пизону с бумагами. Если поставить тебя перед строем, ребята со смеху лопнут. Конечно, по званию ты выше их, но, надеюсь, сам понимаешь, что до командования еще не дорос. Согласен?
– Так точно, командир.
– Со временем, когда ты обучишься… тогда поглядим. Но сейчас в любом случае мне нужен не строевой помощник, а толковый писец. Утром Пизон покажет тебе, что тут к чему, а после муштры ты приступишь.
– Да, командир.
– Ну а сейчас тебе не помешает поспать. Можешь идти.
– Благодарю, командир.
– И… ты это… ну, в общем, не кисни. Человек так устроен, что везде приживается. Не давай себе слабины, и все устаканится.
– Есть не давать себе слабины, командир.
Глава 5
Время для новобранцев теперь полетело с ужасающей быстротой. Казалось, что сутки просто не могут вместить в себя все, что требовала от них армейская жизнь, а положение Катона осложнялось, помимо постоянных придирок Бестии, еще и тем, что после выматывающей все силы муштры он попадал под начало Пизона. А ведь ему, как и всем новичкам, приходилось ухаживать за своей амуницией. У Бестии были глаза орла, мгновенно замечавшие любое пятнышко грязи, порванный ремешок или разболтанное крепление. Для провинившегося это кончалось или нарядом на изнурительные работы, или тесным знакомством с тростью отца-командира. Как вскоре понял Катон, обращение с ней являлось своего рода искусством: хитрость тут состояла в том, чтобы причинить разгильдяю сильнейшую боль, но не нанести при том мало-мальски серьезных увечий. Бестия с новобранцами безусловно не нежничал, но и не собирался превращать их в калек. Он нещадно лупил «долбаных недоносков», однако ни разу никому ничего не сломал и не выбил. Катон старался не попадать ему под руку, но однажды все-таки оплошал: забыл застегнуть ремешок своего шлема. Центурион в ярости налетел на него и сорвал шлем с его головы, чуть не оторвав заодно и ухо.
– Вот что случится с тобой в бою, тупой олух! – проорал он ему в лицо. – Какой-нибудь хренов германец сшибет с тебя твой гребаный шлем и раскроит мечом черепушку. Ты этого хочешь?
– Никак нет, командир!
– Лично мне наплевать, что с тобой станется. Но я не допущу, чтобы деньги римских граждан, честно платящих налоги, расходовались впустую только потому, что в армию попадают такие ленивые, бестолковые ублюдки, как ты. Конечно, одного остолопа легко заменить другим, потеря невелика, но убитый солдат – это еще и пропавшее снаряжение, а оружие и доспехи стоят немало монет.
Прежде чем Катон успел собраться с ответом, Бестия размахнулся и хлестко ударил его по плечу. Рука вмиг онемела, пальцы разжались, плетеный щит упал на землю.
– В следующий раз, когда ты забудешь застегнуть шлем, я приложусь к твоей набитой дерьмом башке! Ясно?
– Так точно, командир! – выдохнул Катон.
Каждое утро, по сигналу оглашавшей своим пением всю округу трубы, новобранцы вскакивали, одевались
