с ними. Терять было нечего. Мы начали выступать недалеко от Триумфальной арки, пока не попали сюда.
Чарльз всегда любил наблюдать за тем, как она меняется на сцене в зависимости от исполняемой ею песни. Ребекка бывала провокационной и дерзкой, скромной и таинственной, спокойной и лиричной. Она умела пропускать музыку через себя и передавать свои чувства окружающим. Вряд ли она смогла бы жить без этого, ведь даже после выступлений девушка постоянно напевала простые мелодии себе под нос.
Доктор всегда приходил в бар очень поздно и оставался до самого закрытия. Он выписывал рецепты на лекарства его владельцу и потому пользовался некоторыми привилегиями.
– Где ты пропадал, негодник? – Ребекка обняла его со спины, дождавшись, пока последний старик выйдет на улицу, расплатившись грязной мелочью.
– Появились срочные дела за городом, – ответил мужчина, пока она присаживалась рядом.
– Очередной богатенький граф стал жертвой старческого маразма? – ухмыльнулась она, болтая ногами на барном стуле.
– Я ведь говорил, что не имею права разглашать информацию о своих пациентах. Это запрещает врачебная этика.
– Ох, вечно ты такой занудный, – протянула девушка, делая глоток виски из переданного барменом стакана.
– Бекс, прекрати, тебе уже не раз объясняли, – прервал её подошедший Кристиан.
Она ответила ему что-то на беглом итальянском, поправляя волосы. Они легко могли бы сойти за брата и сестру, ведь были очень похожи.
– А где Поль? – добавила Ребекка, вновь перейдя на французский.
– Как обычно возится со своей виолончелью.
– Я уже иду! – послышался голос музыканта из другой части бара.
– Вечно он так долго, – вздохнула девушка, крутя на стойке уже пустой стакан.
– Ну вам ведь не надо тащить с собой инструменты, – возразил доктор.
– Никто не заставляет его каждый раз таскать эту громадину с собой, Поль запросто мог бы оставлять её здесь. Но он печётся об этой виолончели так, будто собирается на ней жениться.
– Простите, волос на смычке порвался, – виновато проговорил высокий юноша с русыми волосами и бледными веснушками по всему лицу, идущий с виолончелью в футляре наперевес.
– Наконец-то, – хором произнесли Кристиан и Ребекка, уже натягивая верхнюю одежду.
– Эй, Чарльз, ты с нами? – окликнул его Поль уже у выхода.
– Пожалуй, – кивнул доктор, оставляя на стойке несколько монет.
Он нагнал их уже на улице. Кристиан прикуривал сигарету, а Ребекка звонко смеялась с какой-то его шутки.
– Ну что, идём? – спросила девушка, и они двинулись по пустынной улочке, едва освещаемой старым фонарём.
Находясь в компании этих мечтательных музыкантов Чарльз всегда чувствовал себя каким-то скучным стариком, хоть превосходил
