на туманный берегто, что уставшие люди собирали в большую пирамиду…
Это сочувствие Темзы
или
снисхождение времени.
Я наблюдал с моста
формы окурков и коробков,
бумажные подобия лодок,
обломок весла и
эскиз женской шляпки,
черепки керамической посуды,
осколки зеленого стекла,
детские башмачки…
Я наблюдал с моста…
Река проносила чуждые ей предметы
и перед рассветом
выплескивала на туманный берег.
Уставшие люди собрали все это в большую пирамиду…
Названья наивных вещей проплывали по Темзе.
В залах Tate Modern,
в старинных шкафах и стендах
превратились в пирамиду времени,
охраняемую свалку, выброшенных на берег
окаменевших подробностей…
Форма Томаса Элиота
перетекла в форму Марка Диона…
Случилось библейское:
слово превратилось в плоть,
плоть обрела форму,
форма растворилась во времени
Темзы…
Завтра обещали отлив…
Рассказ о моём путешествии
в страну Адусраб
(опыт вольного перевода с французского из Didier Coffy)
Когда я приехал в страну Адусраб, на центральной площади я увидел двух мужчин: они убивали друг друга. Мне сказали: это отец и сын; таков местный обычай.
Я не осмелился ответить.
Я видел: люди поджигали дома. Мне сказали – огонь очищает.
Я не осмелился ответить.
Я видел мужчин. Они молчали. Мне сказали: они экономят звук.
Я не осмелился ответить.
Я видел людей, плотно сомкнувших веки. Мне сказали: они экономят свет.
Я не осмелился ответить.
Еще я видел: женщин, гуляющих с детьми. Мне объяснили: это украшает пейзаж.
Я видел памятники остановившимся часам. Мне объяснили: они экономят вечность.
Я не осмелился ответить.
Когда я хотел уехать из страны Адусраб, меня арестовали. Мне сказали: ты должен подчиниться. Потом меня привели на эшафот. Я молчал, но мне велели молчать. Я не видел, но мне велели не видеть. Время не отбрасывало на меня своей тени. Кто-то продолжал не осмеливаться.
«Я постарел на двадцать пять страниц…»
Я постарел на двадцать пять страниц
Написанного начерно рассказа…
И все мои желанья как-то сразу
Исчезли…
Что касается души,
То почему-то мне всегда казалось,
Что Мунк – душа, что – бездна и усталость,
что легче без души.
И я бежал,
Того, что душу мне напоминало.
Бежал беды, когда была беда,
Бежал аэропортов и вокзалов,
Бежал, порой, не ведая куда…
Но только вдруг однажды постарел
На двадцать
