шефу прослушать несколько пронизанных безысходной тоской диктофонных записей, и в качестве бонуса указала точное местонахождение фигурирующего в моем повествовании барака.
Возможно, все это было немного нечестно по отношению к Эрику, но даже с наскока мне на ум пришло сразу три весомых, словно вклад Пушкина в русскую поэзию, аргументов. Во-первых, Кристина лично дала мне согласие на обнародование нелицеприятных подробностей своей личной жизни, во-вторых, Эрик давно забил на свою семью и, следовательно, его одобрение никого не волнует, а в третьих – я иду на это ради того, чтобы получить доступ к человеку, способному пролить свет на небезызвестные события, а в делах и на войне, все средства хороши. В любви, кстати тоже.
Профессиональное чутье никогда не подводило шефа. Плюсы и минусы любой ситуации он просчитывал на десять шагов вперед, и возглавляемая им газета устойчиво держалась на плаву во вздымающем девятые валы океане конкурентной среды как раз вследствие стратегически ориентированного мышления редактора. Мне даже не понадобилось прибегать к угрозам вероломно переметнуться в стан врага и продать собственноручно добытый материал «Столичной штучке» – шеф нанес превентивный удар и сам предложил мне озвучить сумму гонорара.
Молодой красивой женщине, живущей в бурной динамике современного мира, деньги нужны всегда. Оспаривать сию непреложную истину было заведомо бессмысленно и глупо, но в последнее время мои духовные потребности значительно превышали материальные, о чем я и поведала искренне недоумевающему по этому поводу шефу. Думаю, основной причиной того, что глубокоуважаемый Антон Маркович не слишком удивился необычной просьбе, послужили стремительно распространяющиеся по редакции слухи о моем эксцентричном поведении, а уж после знакомства с Эриком, шеф, похоже, и вовсе посчитал переход Иды Линкс в состояние хронической неадекватности пусть неприятным, но, к сожалению, безвозвратно свершившимся фактом.
Просила я не так и много. По крайней мере, в денежном эквиваленте, Кристинина биография обошлась бы шефу куда дороже. Рациональным объяснением столь острой необходимости срочно пообщаться с Вельштейном-старшим я своего начальника не удостоила, однако поклялась вести себя тактично и не проявлять чрезмерной настойчивости. Упор я делала на то, что я ранее брала у профессора интервью и произвела на последнего весьма благоприятное впечатление, а также на клятвенное обещание ни в коем случае не упоминать имени Агаты. Шеф кусал губы, теребил галстук и нервно щелкал запонками. К финальному решению он шел такими черепашьими шажками, что мне даже будто показалось, что настенные часы над столом также замедлили свой ход.
Не знаю, что повлияло на положительный исход этой напряженной беседы в большей степени, но своего я все-таки добилась. Шеф позвонил отцу в моем присутствии и договорился о встрече. Как выяснилось, я оказалась права, и Марк Натанович меня действительно помнил, правда разговаривать со
