облавы на партизан. И поймали мы Зою Космодемьянскую, – кивнул он на девушку.
– Ты бы придержал язычок-то, Радий, – строго сказал Вилен.
– Да, тем более при иностранке, – поддержал друга Владик.
– Она все равно ничего не понимает, – махнул рукой Рыжов. И вдруг совершенно неожиданно обратился к девушке: – Пойдем, я тебя провожу. Ты где живешь? – А потом повторил по-английски: – Летс кам. Вэа ду ю лив?
Девушка просияла и проговорила на неплохом инглише:
– Ай лив эт зе хотел, неймд «Бурятия». Летс го?[7]
Владик в первый момент даже растерялся от напора, с которым Радий стал атаковать иностранку. А в следующий миг подумал: «Нет, шалишь! Я не уступлю!» И если минуту назад еще имело значение, что совсем недавно девушка обжималась в кустах с отвратительным бугаем, то теперь начисто забылось. Остались лишь девушка – и друг Радий. И его нельзя было к ней допустить. Поэтому Владик тоже снял с рукава повязку, сунул ее в карман и проговорил, обращаясь к Вилену:
– Я, пожалуй, тоже пойду. Прикроешь нас?
Кудимов с нескрываемой насмешкой поглядел на обоих, а потом проговорил вполголоса:
– Смотрите там, осторожнее насчет венерических заболеваний, – и крикнул нацепляющей босоножки Марии: – Одеяло-то свое забери.
Она отмахнулась:
– Това не е моето одеяло[8].
Гостиница «Бурятия» находилась бог знает где, неподалеку от ВДНХ, и у новых знакомых достало времени, чтобы поговорить в дороге, узнать друг друга лучше. Метро к выставке тогда еще не провели, и дорога на трамвае, метро и снова на трамвае заняла едва ли не полтора часа. В вагонах на друзей посматривали с нескрываемым любопытством, иные даже пальцем украдкой показывали: иностранцы!
Говорили на русском, которым Мария владела значительно лучше, чем показалось в момент задержания. Произносила слова с забавным акцентом, неправильно ставила ударения, и мягкие согласные звучали у нее как твердые, а вместо «е» получалось «э»: «рэшитэлно… бэзпроблэмно… нэгативно…» Иногда, в сложных случаях, переходили на английский, и для Владика это было удивительно: он впервые говорил на иностранном вне занятий и радовался, что собеседница его понимала – да и он ее! А лучше других иностранных наречий болгарка, как оказалось, владела французским – но его ни Рыжов, ни Иноземцев не знали, помимо фраз, почерпнутых в «Двенадцати стульях»: «Же не манж па сис жюр…»
Стоичкова, как выяснилось, проживала в приморском городе Варна, училась в местном университете на инженера-электрика. Ее включили в болгарскую делегацию, приехавшую на фестиваль, потому что она прилично танцевала и была солисткой ансамбля народного танца. Ансамбль давал в Москве целых три концерта. И вообще, для нее СССР – не первая заграничная поездка. Она бывала на гастролях в странах народной демократии – Польше и Венгрии, да еще целый месяц прожила в Париже.
– Пойдем. Ты где живешь? – Я живу в гостинице «Бурятия». Идем?
Это не мое одеяло. (
