Но полчаса, но лучик солнца апрельского и удивительные руки, несущие меня 12 апреля 1961 года по улице Горького, отнять не сможет никто, даже она. Так что не надо переживать. Послушайте лучше, что дальше было.
Его звали Игорь. Сказал, что работает мастером в цеху на электроламповом заводе. Только что институт окончил. Улыбчивый, красивый. Пригласил меня в кино. А почему бы и не сходить? Я и раньше с ребятами в кино ходила, так, чисто по-дружески. Тем более с таким красавцем. Пусть девчонки обзавидуются. Мечта комсомолки, под два метра, широкоплечий, с каштановыми вьющимися волосами и светло-серыми, цвета тающего на солнышке последнего весеннего снега, глазами. Почему-то страшно было смотреть ему в глаза. Стучало сердечко, и хотелось отвести взгляд. Почему-то было очень страшно, голубчик… Мы договорились встретиться на следующий день, и я побежала в общагу готовиться к экзаменам. Ночью мне приснился ОН. Он играл в волейбол на пляже в Серебряном Бору, а я с подружками стояла рядом. В плавках он выглядел еще лучше, к удивительным рукам прилагалось роскошное тело спортсмена и защитника Родины. Мы с девчонками яростно болели за него, и он нас не подводил. Раз за разом заколачивал мячи на сторону соперника. Наконец настала его очередь бить подачу. Он пошел в угол площадки, взмахнул красивой рукой и… я увидела, что вместо мяча, обхватив руками коленки, в позе эмбриона над ним зависла я. Он смотрел на меня своими невозможными, почти белыми, глазами, а я висела, покачиваясь, и ждала, и душа моя уходила в пятки, и сердце трепыхалось где-то внизу живота, и сладко замирало сердце. «Если он меня ударит, – загадала я во сне, – то одно, а если поймает в свои удивительные руки, то другое». Что одно и что другое, я и сама не знала. Игорь помедлил четверть секунды, а потом звонко хлестнул меня ладонью. Я взметнулась свечкой в небо, разбила небо, больно ударилась о ледяную непроглядную темень и проснулась. Было очень обидно, от обиды я даже решила не идти ни в какое в кино. На переменке между лекциями, однако, не выдержала и, стесняясь, рассказала о видении подружкам.
– Может, это знак? – спросила я у девчонок. – Может, он не наш человек, не советский? И не надо мне с ним по кино расхаживать?
– Пулька, влюбилась, влюбилась, – весело загоготали они. – Наконец-то пал последний бастион империализма. Влюбилась Пулечка, небеса на землю рухнули. Юрка Гагарин проткнул ракетой небеса, и Пулька влюбилась. Ура-а-а-а!!!
– Да ну вас, дурочки, – надулась я и назло дразнящимся девчонкам решила – пойду в кино. Докажу им и себе, что нет ничего такого. И не верят советские правильные девушки-комсомолки в дурацкие сны. Пойду!
Я любила эти наивные советские черно-белые фильмы, где добро боролось со святостью, где честные, правильные парни совершали трудовые подвиги, и в этом им помогали их принципиальные бойкие подруги. А в конце на вершине только что построенного прокатного стана герои дарили друг другу целомудренный поцелуй. И герой мечтательно говорил:
– Эх, Машка, вот и еще один прокатный
